ОПС! 28. # ТЗС (Теория знаковых систем). Анализ простейшей знаковой системы. Транспортная знаковая система ШЛАГБАУМ | Автор топика: Neila
Шлагбаум [В процессе описания указанной знаковой системы нам постоянно придется называть различные объекты одной и той же лексемой ШЛАГБАУМ.
Общие замечания.
Рассмотрим теперь подробно простейшую антропогенную знаковую систему для того, чтобы отработать методику препарирования семиотических фактов с точки зрения принятых в данной книге постулатов.
Синхрония и диахрония.
Как и все в мире, знаковые системы имеют свою историю и свои характеристики и функции, которые действуют в настоящее время. В лингвистике и семиотике два этих аспекта их существования рассматриваются хотя и во взаимной связи друг с другом, но все же отдельно. У каждого из них есть свое название. Исторический аспект называется диахронией или диахроническим аспектом описания системы, а тот, который касается настоящего времени – синхроническим аспектом, или синхронией.
Эти термины имеют лингвистическое происхождение. Их ввел в обиход основатель структурной лингвистики швейцарский лингвист Фердинанд де Соссюр.
Александр (Kekipi) К разграничению этих терминов Соссюр, занимавшийся историей языка, пришел тогда, когда ему пришлось читать курс общей лингвистики. К выводу о разграничении двух этих аспектов языка он пришел не сразу, вначале ему пришла в голову более общая идея. Знаки языка, системы знаков, весь язык целиком подвержен непрерывным изменениям, в связи с чем встает вопрос о том, какие языковые объекты можно отождествлять друг с другом, а какие следует считать различными. Однажды Соссюр наткнулся на утвержедние некоего Гастона Париса, который утверждал, что с некоторой точки зрения французский или испанский, или какой-нибудь другой романский язык являются все тем же латинским языком, поскольку на оси времени нельзя указать такой момент, с которого любой из этих языков можно было бы уже назвать французским, испанским и т. д. языком. Все эти языки развились из латыни путем незаметных непрерывных изменений, и изменения эти столь же незаметно и непрерывно продолжаются. Это замечание касается и любого отдельного элемента языка - значений, фонем и т. д. Причем довольно часто случается так, что фонемы, например, можно отождествлять друг с другом по двум разным параметрам. Допустим, что существовавшая в некотором языке фонема /s/ в некоторых позициях в языке-потомке перешла в /x/, а в других позициях сохранила свое фонетическое качество. В этом случае по признаку генетического происхождения новация /x/ должна быть приравнена к /s/, по признаку же фонетического сходства она должна быть приравнена к тем /x/, которые произошли в языке-потомке из /х/ же языка-предка. И то, и другое равенство важно для описания языка, без фиксации как того, так и другого описание языка будет неполным. С другой стороны, уравнение в правах двух этих равенств без введения дополнительных теоретических положений о том, как следует описывать язык, довольно абсурдно.
Так же незаметно и непрерывно изменяется язык и в пространстве: при движении от Москвы к Харькову, например, можно заметить, что русский язык постепенно приобретает все больше черт, сближающих его с украинским.
Более того, можно заметить и тот факт, что в одном и том же языке, звуки, которые мы привыкли считать тождественными, на самом деле таковыми не являются, а, во-первых, слегка варьируют от одного носителя к другому, во-вторых, от позиции к позиции "один и тот же" звук может довольно сильно измениться. Так, в различных формах лексемы ПЯТЬ гласная меняется до неузнаваемости: в именительном падеже ее еще с грехом пополам можно уподобить /а/ (на самом деле, она в этой словоформе больше похожа на /æ/ в английском man 'человек'), а вот в словоформе пяти она звучит уже как нечто среднее между /е/ и /и/ т. е. как /ê/ и абсолютно не позволяет провести даже отдаленную аналогию с /а/.
Как же можно обобщить факты, приведенные выше и сделать из них выводы, полезные для других семиотических объектов? Соссюр высказывает свою мысль в очень общей форме: "Существуют различные виды тождеств. Это и ведет к возникновению различных классов языковых фактов. Языковой факт не существует вне какого-либо отношения тождества. Но отношение тождества зависит от принятой точки зрения, которая может быть разной; следовательно, ни один, даже мельчайший, языковой факт не существует независимо от той или иной точки зрения, которая определяет проводимые нами разграничения" (Соссюр 1990, с 109).
Александр (Kekipi) Прежде чем ответить на вопрос о том, как трактовать сказанное Соссюром по поводу языкового материала, рассмотрим вопрос чуть шире. При ближайшем рассмотрении оказывается, что те же проблемы, которые были рассмотрены на лингвистическом материале, обнаруживаются и при анализе объектов других гуманитарных наук. Так, при идентификации личности возникает проблема отождествления некоего лица с самим собой, поскольку в разных ситуациях оно выступает в самых различных ипостасях. Очевидно, что трудно сравнивать зрелого человека с ним же, когда он только родился: при рождении его свойства значительно отличаются от тех свойств, которые он приобретает, когда он входит в пору своей зрелости: новорожденный не может ни ходить, ни говорить, ни делать какие бы то ни было умозаключения и т. д.; если же то же самое обнаружится вдруг у взрослого, он будет признан больным. Развиваясь, человек меняется настолько, что в некотором смысле его можно считать другим человеком. Недаром у древних тюрок, например, существовал обычай в течение жизни несколько раз переименовывать человека по достижении им определенного возраста. Человек менял при этом не только имя, у него менялись права и обязанности. Прежнее имя забывалось, как бы умирал и прежний человек. У многих народов существует обряд инициации, с теми же изменениями. Люди меняют имя, когда они постригаются в монахи и т. д. Здесь, таким образом, перемена имени отображает смену правил идентификации объекта. Это не всегда так: изменение имени на имя и отчество, например, свидетельствует об изменении социального расстояния между адресантом и адресатом.
По-разному идентифицирует себя и сам человек в зависимости от того, какую программу он выполняет в данный момент, какую роль он играет в той или иной ситуации. Так, в семье человек играет роль отца или сына или кого-нибудь еще, и с ним обращаются как с отцом или с сыном или с кем-нибудь еще. Но вот он приходит на работу или в школу, начинает выполнять другую программу, он попадает в совершенно другую систему противопоставлений, его относят к совершенно другому классу людей, и с ним уже начинают обращаться как с профессионалом или со школьником, а у него меняется поведение, он выполняет другие правила, чем те, которые он выполнял, будучи членом семьи и т. д.
Первое из приведенных выше сравнений похоже на сравнение состояний языка или звуков речи во времени. Второе - на сравнение ипостасей звука в контексте. Можно рассмотреть, как меняются обычаи, т. е. типовые правила поведения в обществе, во времени или в пространстве, и будет полная аналогия с правилами поведения языковых единиц или языка в целом.
Точно так же можно рассмотреть правила отождествления объектов, и мы увидим, что они столь же зыбки, или, лучше сказать, многоаспектны и условны, сколь и правила отождествления языковых единиц или людей. Так, если мы возьмем, скажем, старую рубаху, из которой Вы решили сделать тряпку и сделали. После этого ментального акта, не меняя своих физических свойств, она становится для Вас другим объектом - тряпкой. Она всего лишь поменяла функцию (это ментальная характеристика) и, соответственно, класс объектов, к которому она относится. Другой пример. Ваша жена берется Вам связать свитер. Перед ней - клубок ниток, который через несколько дней, так же, не меняя физических свойств, изменив лишь форму, в которой он теперь начинает существовать, становится другим предметом - свитером. Третий пример. Вспомним, сколь условны границы предметов, которые мы выделяем как отдельные сущности. Это особенно заметно, когда изучаешь иностранные языки. Вспомним, что есть языки, в которых в том, что мы называем рукой, выделяется несколько разных объектов (ср. англ. ARM и HAND. В русском языке выделяется в отдельный объект СКУЛА, а в агульском, например, не выделяется. В некоторых языках, например, есть специальное слово для двух глаз, а один глаз обозначается как половина того, что обозначает упомянутое выше слово.
Александр (Kekipi) Есть и сложности другого типа. В предложениях Она подвела тушью глаза. Мне попала в глаз соринка. В поле моего зрения остались только черные точечки его глаз. Подробный осмотр моих глаз занял у врача не более двух минут. Он дико вращал глазами. У девушки оказались желтые багирьи глаза каждый раз имеются в виду разные объекты. В первом предложении - веки, во втором - пространство между веком и роговицей, в третьем случае - зрачки, в четвертом случае - сетчатка, в предпоследнем - глазное яблоко, в последнем - радужная оболочка. Одно и то же место на лице может быть названо щекой и челюстью, в зависимости от того, что с ним хотят делать и как. Ср. Он ударил его по щеке vs. Он ударил его в челюсть.
Отдельную проблему составляют способы обобщения, объединение объектов в классы, дифференциация объектов и именование предметов. Так, замерзшую воду у нас могут называть СНЕГ, СУГРОБ, МЕТЕЛЬ, ВЬЮГА, ПОРОША, ЛЕД, ЛЬДИНА, ГОЛОЛЕД, ШУГА, КРУПА, ТОРОСЫ, КАТОК, НАСТ и т. д. Все эти названия составляют уникальные способы аспектуализации объекта, часть которых не встречается в других языках.
Проблема идентификации, отождествления объекта, затронутая Соссюром, таким образом, выходит далеко за пределы лингвистики, поскольку это проблема человеческого восприятия, проблема моделирования объектов внешнего и внутреннего мира в нашем сознании (и подсознании). Трудно поэтому назвать знаковую систему, где бы эта проблема так или иначе не возникала. Посмотрим теперь, как же решал ее великий швейцарский лингвист.
Утверждение Гастона Париса о том, что неверно говорить, будто французский язык произошел от латыни, что верно, что французский язык и есть латынь, просто это такая латынь, на которой говорят сейчас, заставило Соссюра задуматься над тем, как следует изменить теорию, чтобы это абсурдное высказывание в ней не было верным. Ответ пришел тогда, когда он рассмотрел понятие тождества и убедился, что оно требует уточнения. Наиболее авторитетными суждениями о тождестве были утверждения математиков, впервые обратившихся к анализу этого понятия. Однако Соссюр, изучавший физику (и, несомненно, математику, поскольку заниматься физикой, не зная основ математики, невозможно) даже не обращался к результатам размышлений над этим понятием математиков, поскольку понимал различие между математическими объектами и объектами естественными: объекты математики - числа - вне времени и пространства, они не мимикрируют, приспосабливаясь к окружающей среде, поэтому аксиома a = a, принятая в арифметике, не имеет смысла в естественных науках, где должны быть заданы дополнительные условия для того, чтобы постулировать тождество. В языке тождественными могут быть объявлены объекты, физически не имеющие друг с другом ничего общего, и, наоборот, нетождественными могут быть объявлены объекты, физически идентичные. Выше уже были приведены примеры с переходом /s/ в /x/ и указаны основания для отождествления, с одной стороны, /х/ и /s/, с другой стороны /x/ и /x/. Для Соссюра, однако, исходным для постулирования своего самого главного противопоставления - синхронного аспекта рассмотрения языковых фактов и диахронного - было другое. Воспользуюсь для объяснения этих понятий двумя яркими примерами швейцарского лингвиста отнюдь не из сферы лингвистики.
Александр (Kekipi) "Один чудак по фамилии Богуславский недавно объявил об открытии в одном из городов России необычайной выставки: она представляет собой не что иное, как 480 фотографических портретов одного и того же лица, а именно самого Богуславского, в одной и той же позе. В течение двадцати лет этот человек, [увлеченный своей затеей], с удивительной регулярностью отправлялся к фотографу первого и пятнадцатого числа каждого месяца, и вот он смог представить на обозрение публики плоды своих трудов. Без всяких объяснений ясно, что если из этого множества фотографий взять любые две фотографии, висящие на стене рядом, то это будет один и тот же Богуславский, но если взять номер 480 и номер 1, то перед нами будут два Богуславских" (выделено мною - А. Б.) – Соссюр 1990, с. 46. Отмечу, что если бы Богуславского фотографировали так с рождения и показали бы ему впервые и 1-й, и 480-й снимок, вряд ли бы сам Богуславский смог сказать, один это человек или два разных. Но еще важнее следующее рассуждение: круг знакомых Богуславского все время менялся, и в каждый отдельно взятый момент у него были знакомые, которые узнали его недавно. Для них было абсолютно не важно, как выглядел Богуславский в то время, когда они его не знали. Им было важно лишь то, как он выглядит в настоящий период времени, поскольку главная задача, которую они должны были решать каждый раз, когда они с ним встречались, состояла в том, чтобы отождествить его с ним самим теперешним, а эту задачу они выполняли, грубо говоря, благодаря тому, что противопоставляли его всем, кого они знали, довольствуясь приметами, которые отличали его от всех, кого они знают. Однако если бы у Богуславского появился биограф, работавший с фотографиями из его архива, ему было бы непростительно не знать, как выглядел Богуславский во все периоды его жизни. Более того, он должен был бы уметь по фотографии определять, к какому периоду жизни относится данная фотография Богуславского, т. е. уметь отличать одного Богуславского от другого, скажем 25-го от 38-го. В этом случае система противопоставлений, на которую должен был бы опираться биограф, не имеет ничего общего с той, на которую опирались современники Богуславского, для того, чтобы опознать его в период их общения. Таким образом, попадая в разные системы различения, Богуславский будет представать перед теми, кто его воспринимает в различных ипостасях в том смысле, что черты, которые будут существенными для отличения Богуславского от других людей, будут меняться в зависимости от того, от кого Богуславского отличают. Эта зависимость структуры и формы ментальной модели объекта от того, в какой мысленный контекст попадает эта модель и составляет одно из его главных открытий - системность восприятия, системность в моделировании объектов, зависимость понятия тождества от системы, относительно которой определен данный объект. Если опять вернуться к аналогиям с математикой, то открытие Соссюра все же можно сопоставить с некоторыми результатами, полученными в математике: число, не будучи привязанным ко времени и пространству, привязано к системе счисления: понятие 9 имеет смысл только в более чем девятеричных системах счисления.
Способ рассмотрения объекта, при котором он рассматривается в разные периоды времени с целью сопоставить его материальные трансформации и установить между результатами этих трансформаций отношение тождества, Соссюр назвал диахроническим.
Способ рассмотрения объекта, при котором он рассматривается в некоторый промежуток времени, в который трансформации объекта считаются несущественными или нулевыми, с целью установления системы противопоставлений его другим объектам, сосуществующим с ним в одной и той же системе различения, Соссюр назвал синхронным.
Александр (Kekipi) Вот как эти мысли выглядят у самого Соссюра:
"ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ КВАДРАТ. Всевозможные соображения по поводу какого-либо языкового факта можно непосредственно изобразить с помощью простой и всегда одинаковой фигуры, состоящей из четырех членов.
a----------------------------------b
|-----------------------------------|
a'--------------------------------- b'
Вертикальная линия обозначает время, а горизонтальная обозначает сосуществующие ценности (т. е. противопоставленные в одной синхронной системе различения элементы - А. Б.). Возможные соотношения обозначаются линиями. Невозможно какое-либо соотношение между a и b' или b и a', которое обозначалось бы диагональной линией. Если факты не рассматриваются в историческом духе, фигуру не только можно, но и должно свести к виду [a --- b]" (Соссюр 1990, с. 119).
Вторым примером, который часто фигурирует в Заметках Соссюра, является аналогия языковых явлений с шахматами. "В шахматной партии, - писал Соссюр, - любой позиции присуще то особое свойство, что она становится независимой от предшествующих событий; иными словами, становится не более или менее безразлично, а совершенно безразлично, каким путем возникла эта позиция. Поэтому зритель, который с самого начала следит за ходом партии, не имеет ни малейшего преимущества перед тем наблюдателем, который приходит посмотреть на партию в ее критический момент. Также никто не станет описывать позицию, смешивая то, что есть, с тем, что было, даже с тем, что было всего лишь десять секунд тому назад" (Соссюр 1990, с. 99). Это наблюдение он переносит затем и на язык: "Непременным условием понимания того, что происходит или хотя бы что имеется в определенном состоянии языка, является отвлечение от всего того, что не относится к данному состоянию, например, от того, что ему предшествовало, подчеркнем - особенно от того, что предшествовало" (Соссюр 1990, с. 100).
Итак, необходимость разделения двух этих аспектов описания объектов вызвана тем, что существуют два основных вида правил отождествления и различения семиотических единиц, к которым, в частности, относятся и значащие семиотические единицы. По первому правилу отождествляются единицы, одновременно сосуществующие в семиотической системе и обнаруживающие какое-нибудь сходство, которое по правилам данной семиотической системы является необходимым и достаточным основанием для их идентификации. Такого рода сходство может быть структурным, функциональным, операционально обусловленным, определяемым идентичностью отношений с некоторым одним и тем же объектом (сходство по идеалу) и т. д. Так, например, гласные /о/, /â/ и /ə/ в современном русском языке в определенных условиях отождествляются, поскольку они связаны отношением редукционной трансформации: ударное /о/ по правилам русской фонетики после твердых согласных и в абсолютном начале фонетического слова в первом предударном слоге трансформируется в /â/ (ср. простынка, в транскрипции - [prâstýnkə], окошко или а кошка…в транскрипции выглядят одинаково, это - так называемые омофоны: [âkóškə]), во втором и более - (кроме абсолютного начала фонетического слова) - в /ə/ (простыня, в транскрипции - [prəstϊn'á]). Трансформация эта обусловлена тем, что в редуцированных слогах мышцы, приводящие в действие артикуляционный аппарат работают в менее напряженном режиме, из-за этого артикуляционная камера сокращается в объеме, количество противопоставленных рядов сокращается с трех до двух, устраняется огубленность, гласный меняет ряд и подъем на полпозиции и трансформируется в гласный другого ряда и подъема. Эта трансформация и функциональная идентичность являются основанием для того, чтобы все указанные выше гласные на определенном уровне абстракции отождествлялись.
Александр (Kekipi) Во втором случае отождествляются сегменты, находящиеся друг с другом в отношении ориентированной во времени замены, т. е. появления в результате исторического развития вместо одного гласного - другого. При этом первый гласный V1 должен функционировать в языке, функционировавшем в момент времени t1 в позиции XV1Y второй гласный должен сменить первый при переходе языка от состояния, в котором он находился в момент времени t1, к состоянию, в котором он находился или находится в той же позиции в момент времени t2 и t1 < t2. Так, исходя из исторических данных мы должны отождествить древнерусский /ъ/ с современным /о/, сменившим его в сильной позиции (в слабой - /ъ/ переходил в нуль звука). Ср. др.-русск. вълкъ и русск. волк, где первый /ъ/ находится в сильной позиции, а второй в слабой. Первый перешел в /о/, второй исчез. По диахроническим законам мы должны отождествить /ъ/ и /о/, с одной стороны, и /ъ/ и нуль звука - с другой стороны.
Правила отождествления играют решающую роль при определении правил абстрагизации, т. е. перехода от более конкретной семиотической единицы к более абстрактной (или от более конкретного способа представления единицы к более абстрактному), поскольку правила абстрагизации сами состоят в том, что мы должны перейти от одних правил отождествления единиц к другим. Так, например, лексема ЧЕЛОВЕК более абстрактна по семантике, чем лексемы МУЖЧИНА и ЖЕНЩИНА. У этих последних есть один общий признак - и тот и другая являются человеком, но женщина - человек женского пола, а мужчина - человек мужского пола. Так вот, на более конкретном уровне мы при номинации различаем мужчин и женщин, а на более абстрактном - они не различаются: и мужчина - человек, и женщина - человек. Правила отождествления и различения поменялись: мы перестали считать существенным (или, как говорят лингвисты, релевантным) признак 'пол'.
Александр (Kekipi) Синхронический аспект описания знаковой системы ШЛАГБАУМ.
Типологические параметры системы. Разграничение двух типов шлагбаумных систем.
«Как можно теперь предположить, – писал в статье «О семиосфере» Ю. М. Лотман, – четкие и функционально однозначные системы в реальном функционировании не существуют сами по себе, в изолированном виде. Вычленение их обусловлено лишь эвристической необходимостью. Ни одна из них, взятая отдельно, фактически не работоспособна. Они функционируют, лишь, будучи погружены в некий семиотический континуум, заполненный разнотипными и находящимися на разном уровне организации семиотическими образованиями» (Лотман 1992, I, с. 11 – 12). Продолжая мысль Юрия Михайловича можно отметить, что все антропогенные семиотические системы связаны друг с другом, взаимодействуют друг с другом, в какой-то мере друг от друга зависят. Одна семиотическая система заимствует что-то у другой, но чем-то ей и обязательно противопоставлена. Все они нестрого распределены в употреблении и обслуживают совершенно определенные виды деятельности человека. Назовем, вслед за Ю. М. Лотманом, все множество знаковых систем, которыми пользуется человек, антропогенной семиосферой. Антропогенная семиосфера возникла на базе каких-то более ранних зоогенных систем. Часть из них она унаследовала, частично состоит из новых знаковых систем. Структура ее постоянно обновляется, усложняется вместе с интеграцией и усложнением устройства человеческого общества, с увеличением и специализацией видов деятельности человека, с изобретением новых технических средств передачи звукового и видеосигнала. В настоящее время антропогенная семиосфера устроена чрезвычайно сложно. Изучение ее только начинается. Несмотря на существование довольно большого числа классификаций составляющих ее знаковых систем, пока еще вряд ли можно сказать, что найдены универсальные основания таксономии [Многие попытки построить таксономию знаковых систем пока, к сожалению, напоминают классификацию, приведенную Х. Л. Борхесом в эссе «Аналитический язык Джона Уилкинза»: «…доктор Франц Кун приписывает [эту классификацию] одной китайской энциклопедии под названием «Небесная империя добродетельных знаний». На ее древних страницах написано, что животные делятся на а) принадлежащих императору, б) бальзамированных, в) дрессированных, г) сосунков, д) русалок, е) сказочных, ж) потерявшихся собак, з) включенных в данную классификацию, и) трясущихся как ненормальные, к) неисчислимых, л) нарисованных тончайшей кистью из верблюжьей шерсти, м) остальных, н) разбивших цветочную вазу, о) издалека похожих на мух»]. Не проведена даже предварительная инвентаризация семиотических объектов. Поэтому я отмечу лишь основные классификационные параметры исследуемой знаковой системы и вкратце опишу объемлющую знаковую систему, к которой относится ШЛАГБАУМ.
Шлагбаум, как это будет видно из более подробного анализа, относится сразу к двум сосуществующим знаковым системам, предназначенным для управления движением транспорта: железнодорожной и автодорожной. Железнодорожная знаковая система возникла раньше, автодорожную знаковую систему можно считать по отношению к ней дочерней. На первых порах последняя много позаимствовала у первой, но в настоящее время они являются достаточно автономными, самостоятельно развивающимися системами.
Александр (Kekipi) Историческая справка.
Как это будет видно из диахронического анализа ШЛАГБАУМА, эта семиотическая система (а вернее ее предок) появилась до того, как возникла система железнодорожных знаков. Эта последняя начала формироваться с начала 1800 годов, когда в Англии и США появились сами железные дороги. Система автодорожных знаков сформировалась значительно позже. Начало этому процессу было положено в 1868 г., когда в Лондоне специальной комиссией было предложено перенять у железнодорожников систему регулированиия движения транспорта. Первое знаковое устройство, предназначенное для этой цели было установлено в Лондоне рядом со зданием парламента на пересечении Джордж-стрит и Бридж-стрит в декабре 1868 года. Специальное устройство для регулировки движения в Англии было изобретено железнодорожным сигнальным инженером Дж. П. Найтом (J.P. Knight). По внешнему виду это устройство имитировало человека (см. рисунок 12 в альбоме 11), руками останавливающего того, кто движется навстречу. «Руки» опускались и поднимались с помощью приводных ремней. Когда «руки» были опущены можно было ехать. Когда «руки» были слегка приподняты, это означало ‘Внимание! ’. Верхнее их положение обозначало ‘движение запрещено’, Над «руками» в качестве имитации головы был установлен фонарь, освещавший систему в ночное время. Позже это устройство было снабжено красным и зеленым газовыми фонарями, к сожалению, время от времени взрывавшимися.
В США регулировка движения началась с того, что на перекрестках появились постовые с табличкой, на одной стороне которой было написано «STOP», на другой – «GO».
Первый в мире электрический светофор конструкции Дж. Хогга был установлен в США, в Кливленде (Огайо) в августе 1914 г. Светофоры первоначально были двухсекционными (см. фотографию 13 альбома 11) и только потом у них появилась третья секция.
Первая конвенция о правилах дорожного движения вместе с правилами установки дорожных знаков была принята в Париже в 1908 году. США в конгрессе, который принимал конвенцию, не участвовали, а Англия отказалась ее принять из-за приверженности к левостороннему движению.
Первый в России светофор установили в середине 1930 года на углу Невского и Литейного проспектов в Ленинграде, а в конце года светофор поставили и в Москве, на пересечении Петровки и Кузнецкого Моста.
Конвенция по дорожным знакам, действующим в настоящее время, была принята в 1968 г. В России на нее перешли в 1973 году.
Александр (Kekipi) По типу означающего ШЛАГБАУМ относится к визуальным знаковым системам. А внутри этого класса – к системам с пространственным реляционным типом означающего, построенного по универсально-ориентирному принципу. Смысл последнего утверждения состоит в том, что означающим знаков рассматриваемой системы является не материальный объект (брус), составляющий воспринимаемую часть означающего, а его положение по отношению к идеализированному горизонту земли и воображаемому вектору, совпадающему с идеализированным направлением движения транспорта. В этом смысле способ обозначения здесь опирается на присущий только человеку способ моделирования пространства и пространственных объектов в его внутреннем мире, в мире восприятия. Примером других знаковых систем, использующих такой же принцип обозначения, являются жесты и, как мы увидим в дальнейшем, сходство это не совсем случайно.
Многие исследователи отмечали, что антропогенные знаковые системы глубоко антропоцентричны. И в человеческом языке и в других знаковых системах человека не только все модели объектов окружающего мира представлены так, как их видит, слышит, осязает и чувствует на вкус и запах человек, но и само пространство представлено с помощью ссылки на особенности строения именно человеческого тела. Эту мысль, которая напрямую вытекает из положений теории Я. фон Икскюля, развил в своих работах замечательный советский психолог Ф. Н. Шемякин. «Всякое измерение, – писал он в одной из своих работ, – нуждается в системе отсчета. Материальная система отсчета, обеспечивающая человеку восприятие пространства, заложена в асимметрии его тела. Различие между его верхней и нижней частью, передней и задней, правой и левой сторонами дает человеку возможность дифференцированно воспринимать направления пространства. «Нормальным положением» человека в пространстве называется его вертикальная поза. Для ее поддержания нужна непрерывная активность мозга, опирающаяся на поступающие в него вестибулярные, кинестетические, зрительные и иные сигналы. Нормальное положение тела является началом координат, куда человек ставит себя, воспринимая и представляя пространство. Под «чувственной системой отсчета» здесь будет подразумеваться такая структура наших пространственных восприятий и представлений, которая состоит в различении трех пар направлений: к голове и к ногам; по линии взгляда «прямо перед собою» и ее продолжению в обратном направлении; по линии вытянутых во фронтальной плоскости правой и левой рук» (Шемякин 1967, с. 40).
Александр (Kekipi) Продолжая мысль Федора Николаевича, можно сказать, что и ШЛАГБАУМ – антропоцентричная знаковая система [При описании диахронии я попытаюсь показать, что эта система не просто антропоцентрична, ее корни лежат в архетипах дочеловеческого «сознания»]. На фотографии видно, что первые знаковые устройства, предназначенные для регулировки движения, имитировали человека и его жесты, в частности жест, при котором человек распахивает руки, для того, чтобы остановить другого человека: ‘Стой! не пущу! ’ [В словаре русских жестов, созданном под руководством Г. Е. Крейдлина (Григорьева и др. 2001), этот жест отсутствует, но есть синонимичный ему жест, который там фигурирует под названием ‘Стоп! ’. Он изображается в словаре вытянутой по направлению к адресату рукой, ладонью развернутой к нему. Между указанными знаками существует интересное распределение: первый может быть использован только в прямом значении («Останови(те)сь! » в смысле ‘перестаньте двигаться в этом направлении, я намерен вам воспрепятствовать’), второй и в переносном также (например, в смысле ‘перестань (на время) говорить, замолчи! ’). У второго знака есть еще один синоним: такой же жест, выполненный двумя руками.]. «Руки» этой фигуры поднимались и опускались. Мы еще столкнемся со случаями наследования новой семиотической системой форм старой [См. по этому поводу Степанов 1997, с. 21 и далее, Степанов 2004, с. 12 и далее. Ю. С. Степанов называет последовательные ряды объектов, наследующих какие-то свойства предыдущих, эволюционными семиотическими рядами]. В случае с регулировкой движения и первым знаковым устройством, видимо, было то же самое: ему в этой функции предшествовал постовой. В числе отработанных нормативных поз постовых и сейчас есть поза «руки, поставленные параллельно земле на одной линии с вертикально расположенным (по отношению к земле) корпусом ладонями к адресату», поза «вытянутая параллельно земле рука [С помощью этого жеста сотрудники ГАИ и сейчас на дорогах останавливают машины для проверки, наказания и прочего]», при этом, как и в случае ШЛАГБАУМА, если водитель находится с той стороны регулировщика, где его вытянутая рука как бы перегораживает дорогу, движение ему запрещено. Шлагбаум в закрытом положении также напоминает руку, выставленную перед идущим, так, чтобы задержать его [В советский период жизни России, когда в магазинах, на рынках и ярмарках начинали продавать дефицитный товар, и возле продавца мгновенно вырастала огромная очередь, как из-под земли, вырастал возле нее милиционер, устанавливал ограничительные стойки и начинал «дозировать» доступ к продавцу. Когда «доза» сформировывалась, милиционер описанным жестом останавливал очередного рвущегося к дефициту советского человека, и за ним застывал в напряженном и возбужденном ожидании весь огромный хвост змеевидного чудовища. Рука действовала как шлагбаум на живой стойке]. И рука, и шлагбаум задают плоскость, перекрывающую направление движения. И все эти аналогии ассоциируются только с вертикальным положением тела, положением активности, действия.
Довершая этот этюд с переходом форм знаковых систем-предков на формы новых знаковых систем, хочу обратить внимание читателей на то, что изобретателем продемонстрированного выше первого знакового устройства для регулировки уличного движения был инженер железнодорожных сигнальных устройств (Дж. П. Найт). Именно из системы железнодорожных знаков он перенес в уличную регулировку красный и зеленый цвета для обозначения запрета и разрешения движения. В ночное время над его устройством горел вращающийся газовый фонарь, чередовавший красный сигнал с зеленым.
Александр (Kekipi) В конкретном Шлагбауме очень много деталей. Многие из них можно было бы сделать эйдетически существенными, но отбираются в качестве таковых только те, которые связаны с обозначением основной идеи интенсионала.
Брус в нашем внутреннем воображаемом пространстве моделируется отрезком прямой, другим отрезком отображается опора, на которой укреплен брус. Опора должна занимать перпендикулярное положение по отношению к горизонтальной плоскости, моделирующей землю. Брус же по отношению к модели земли должен располагаться либо параллельно, либо вертикально, совпадая с положением опоры. Схематично это выглядит так: (см. схемы 14 и 15 в альбоме 11).
Эти схемы являются эйдосом пространственной композиции, составляющей материальный компонент означающего. Для нашего знакового поведения именно эти схемы являются реальностью. Все остальные детали являются несущественными.
Выше уже было сказано, что собственно означающим является положение бруса по отношению к условно-горизонтальной плоскости земли. В реальном мире число различных положений бруса бесконечно. Если ограничить это число теми различиными положениями, которые может различить человеческий глаз, их также будет достаточно много. Эйдос ограничивает их число до двух существенных. Нельзя сказать, что факт этот случаен. Совершенно очевидно, что число существенных положений шлагбаума продиктовано числом значений, которые необходимо различить в данной знаковой системе. Этот факт указывает нам на существование закономерностей в отношениях между означаемыми и означающими системы. Описать его можно с помощью понятия системы различения, разработанного выдающимся российским лингвистом и семиологом Ю. К. Лекомцевым. Под системой различения имеется в виду ограниченное множество однородных объектов, для которых задан либо набор компонентов, из которых состоят элементы этого множества, либо набор признаков, из которых состоят эйдосы этих элементов, набор, который достаточен для попарного различения всех элементов данного множества. Если компоненты или признаки образуют в составе элемента структуру, на множестве вхождений компонентов или признаков, соответственно, в элемент множества или его эйдос, задается также система отношений. Если представить материал, из которого строится эйдос означающего и эйдос означаемого каждого знака в виде набора дискретных элементов, а каждый из этих элементов в виде набора параметров, или, в терминах Ю. К. Лекомцева, признаков, а затем исследовать соотношение элементов и признаков, элементов и, пользуясь термином Ельмслева, фигур плана выражения и плана содержания, которые строятся из этих элементов, окажется, что в каждой знаковой системе происходит оптимизация в соотношении элементов, признаков и фигур плана выражения с одной стороны и элементов, признаков и фигур плана содержания – с другой.
Александр (Kekipi) Наш случай прост. В означаемом нашей знаковой системы всего два противопоставленных интенсионала, два элемента плана содержания, которые можно условно записать как ‘А’ и ‘не-А’. Для их различения требуется всего два противопоставленных элемента плана выражения. Оптимизация отношений здесь состоит в том, что множество различимых дискретных положений бруса (допустим, что их семь) сводится к двум существенным. Если считать, что элементом эйдоса означающего является угол, под которым находится брус по отношению к тому его положению, в котором он параллелен условной плоскости земной поверхности, то существенными можно считать два: положение, при котором угол равен 0, и положение, при котором угол равен 90°. Это два самых удаленных друг от друга положения. Таким образом, правило оптимизации здесь выглядит так: если в системе различения интенсионалов DSi некоторой знаковой системы SS число возможных элементов равно х1, а в системе эйдосов означающих DSs их число равно х2, и х1 < х2, то система различений DSs должна быть преобразована таким образом, чтобы х2 было равно х1. Это преобразование в нашем случае может состоять либо в том, что все положения бруса шлагбаума, не равные 0° и 90º объявляются не знаковыми, либо в том, что весь спектр положений шлагбаума делится на две части: от 0° до 45° и от 45° до 90°. Автоматические шлагбаумы настроены на первый вариант оптимизации (они могут ставить шлагбаум только в две позиции), ручные системы могут быть ориентированы как на первый, так и на второй вариант оптимизации.
Схематически соотношение элементов плана выражения и плана содержания знаковой системы ШЛАГБАУМ (стрелки обозначают здесь отношение различения, вертикальные линии между элементами означающего и означаемого обозначают отношение моделирования) можно изобразить следующим образом:
А1 <------------> А2
|---------------------|
‘A1’<------------>‘не-A1’
Такой способ представления позволяет в типологии знаковых систем перейти от визуальных характеристик знаковой системы к логическим и обнаружить целое семейство изоморфных ШЛАГБАУМУ знаковых систем. В такого рода системах всегда ‘A2’ = ‘¬A1’, где ¬ – знак отрицания. Примеров систем с таким устройством очень много. Врачи, например, в некоторых поликлиниках общаются с ожидающими их пациентами с помощью (красной) лампочки: если она включена, входить в кабинет нельзя, если погасла – можно, на железнодорожных переездах стоят двухсекционные светофоры: когда светофор включен, обе секции с красными фонарями попеременно мигают, что означает, что движение в сторону светофора запрещено, когда светофор погашен, это означает, что движение разрешено. На некоторых пляжах кабинки для переодевания снабжены окошечком, в котором появляются либо две надписи (свободно – занято), либо два цвета – красный (= занято) и зеленый (= свободно), можно вспомнить систему из двух знаков, которой пользовались римляне, когда голосовали за или против того, чтобы побежденного гладиатора оставили в живых и т. д. Все эти системы имеют принцип построения, описанный в представленной выше схеме.
Александр (Kekipi) ШЛАГБАУМ отличает от них то, что его тип означающего способен к расширению круга обозначаемых объектов, поскольку число различаемых позиций в положениях бруса можно легко увеличить за счет позиций бруса, не нагруженных знаковой функцией. У других знаковых систем этого типа системы различения плана выражения и плана содержания изоморфны.
По характеристикам адресанта и адресата, а также по сфере использования, ШЛАГБАУМ относится к системам массовой коммуникации (в противоположность тем, которые могут использоваться в индивидуальной (см. гл. ХХХ)).
По происхождению ШЛАГБАУМ относится к искусственным знаковым системам (в противоположность естественным, к которым отнсятся, например, жестовая знаковая система, естественный язык, след от кошачей лапы и т. п.).
По отношению к традиции и общественному договору, ШЛАГБАУМ относится к конвенциональным знаковым системам (в противоположность неконвенциональным, например, следам на песке, дыму костра, симптому болезни, крику от боли и т. д.).
Есть еще одна важная характеристика, по которой, например, биологи классифицируют знаки и знаковые системы: по зависимости продолжительности сигнала от продолжительности действия стимула, т. е. условий, спровоцировавших начало коммуникативного акта. По этому параметру противопоставляют знаки-насосы и автономные по отношению к стимулу знаки. Продолжительность сигнального акта у насосов зависит от продолжительности действия (нескольких или одного) стимула, а у автономных знаков – не зависит. Так, например, ребенок, оказавшись в некомфортных условиях, начинает плакать и плачет до тех пор, пока эти условия не будут ликвидированы. Этот знак – типичный насос. Некоторые дети так же реагируют на боль. Когда Вы зовете чем-то занятого близкого человека, вы повторяете его имя через определенные промежутки времени до тех пор, пока он, наконец, не откликнется. Точно так же хозяйки созывают цыплят на кормление. Сверчок будет издавать воинственный сигнал до тех пор, пока противник не уйдет с его территории, или до тех пор, пока не придет пора вступить в бой. В этом смысле ШЛАГБАУМ – тоже насос. Его брус находится в опущенном состоянии, пока не пройдет поезд, или в открытом состоянии, пока на закрытую территорию не проедет машина.
И, наконец, по соотнесенности означающего и означаемого (классификация Пирса с моей поправкой) ШЛАГБАУМ относится к индексным знакам, поскольку означающие этой знаковой системы (положение шлагбаума) непосредственно связаны с обозначаемой ситуацией: в закрытом положении шлагбаум не только обозначает ‘проезд запрещен’, но и перегораживает путь ближайшему транспортному средству. В открытом же – не препятствует его проезду.
Александр (Kekipi) Шлагбаумы используются в двух основных ситуациях: а) регулируют движение при въезде на территорию [Далее шлагбаумы, выполняющие подобные функции будут называться территориальными, или т-шлагбаумами. В этот тип шлагбаумов включаются и те, которые ставят на дорогах, пересекающих границы государств], проезд на которую требует наличие специальных атрибутов у того, кто въезжает (либо, в случае закрытых территорий, он должен иметь пропуск, либо, в случае платных объектов, он должен заплатить определенную сумму владельцу территории и предъявить чек); б) регулируют движение автотранспорта на железнодорожных переездах [Далее шлагбаумы, выполняющие подобные функции будут называться дорожными шлагбаумами, или д-шлагбаумами]. В первом случае, шлагбаум предназначен для того, чтобы останавливать транспорт с целью проверки водителей и транспортных средств на наличие у них необходимых для проезда атрибутов. В этой функции шлагбаумы конкурируют с воротами.
Во втором случае назначение шлагбаумов состоит в том, чтобы предотвратить столкновение автотранспортного средства с движущимся железнодорожным транспортом. В этой функции шлагбаум конкурирует со светофором, а вместе с ним, по функциям, – с путепроводами и автодорожными развязками.
Специально следует отметить, что сферой применения шлагбаумов являются автомобильные дороги. Они не конкурируют с заборами, их не используют для кольцевого огораживания территории. Не используются они и в качестве знакового устройства, регулирующего движение пешеходов: при проходе в парки и другие общественные места используются турникеты. Кроме того, шлагбаумы не используются при въезде во владения частного лица. Это знаки общественного пользования.
Изложенные выше факты ставят перед исследователем вопрос о том, имеем ли мы здесь дело с одной знаковой системой или разными. Для того, чтобы ответить на него, нужно сформулировать какие-то критерии. Главными критериями разграничения знаковых систем я, в рабочем порядке, буду считать их предназначение и систему противопоставлений, в которую они входят. Как было отмечено выше, предназначение у т- и д-шлагбаумов разные, разными у них являются и системы противопоставления другим знаковым и незнаковым устройствам. Из этого можно сделать вывод, что описывать их следует как разные знаковые системы.
Есть и еще несколько немаловажных деталей, отличающих эти два вида шлагбаумов. Первый из них характеризует соотнесенность изменения в положении бруса шлагбаума со стимулом. Интересным свойством обоих типов систем является то, что они находятся в состоянии непрерывной демонстрации сигнала и время демонстрации сигналов с противоположным содержанием распределено очень неравномерно. У т-шлагбаумов основное положение бруса – закрытое, у д-шлагбаумов – открытое. Т-шлагбаумы меняют значение знакового устройства после проверки необходимых атрибутов адресата и держатся открытыми только во время проезда автомобиля. Нормальное положение бруса д-шлагбаумов – открытое. Меняется оно на время прохождения поезда через переезд. Для знаков такого типа нормальное положение (состояние) знакового устройства представляет собой существенную характеристику. По ней эти две знаковые системы также отличаются друг от друга.
Второй деталью, отличающей две эти системы, является оформление знакового устройства и локутивный знаковый контекст. Т-системы обычно снабжены охраной, при них отсутствуют вспомогательные знаковые устройства. Д-шлагбаумы снабжены усиливающими их действие вспомогательными знаковыми системами: как это видно на приведенной выше фотографии, рядом со шлагбаумом располагается мачта, на которой укреплен знак железнодорожного переезда, светофор и сверху (его не видно) электрический звонок. Отметим, что каждое из этих устройств (за исключением знака переезда) выполняет те же функции, что и шлагбаум. Но есть между ними и распределение: звонок – звуковая знаковая система, а светофор, тоже визуальная, но светоизлучающая. Сигнал светофора лучше виден ночью, шлагбаума – днем.
Александр (Kekipi) Далее я сосредоточусь на описании Д-ШЛАГБАУМОВ.
Д-ШЛАГБАУМЫ (далее – просто ШЛАГБАУМЫ) формально управляют поведением машинистов и водителей автотранспортных средств на пересечении железных и автодорог. ШЛАГБАУМ является интересным случаем взаимодействия двух различных знаковых систем. Как уже было сказано, с некоторой точки зрения он принадлежит и знаковой системе железных дорог, и знаковой системе автомобильных дорог. Эта двойная принадлежность отображается в том, что за обеспечение всего цикла действий ШЛАГБАУМА и его оформление отвечает железнодорожное ведомство, однако правила поведения на железнодорожном перекрестке входят в инструкции только водителей. Косвенным образом информация о положении на перекрестках передается и машинистам: в локомотиве на участках, оборудованных автоблокировкой и автоматической локомотивной сигнализацией действует так называемый локомотивный светофор (см. фотографию 18 альбома 11), повторяющий сигналы железнодорожных светофоров.
Однако эта информация передается знаковыми устройствами железнодорожной системы. Поскольку адресатом коммуникативного акта в случае ШЛАГБАУМА являются все же водители автотранспортных средств я буду для простоты считать, что шлагбаум входит в систему автодорожных знаковых устройств. Точно так же и светофоры, и звонки, установленные на железнодорожных переездах будут считаться элементами автодорожной знаковой системы.
Общая система средств дорожной коммуникации, грубо говоря, делится на светофоры и шлагбаумы, с одной стороны, и все прочие, называемые знаками дорожного движения, – с другой. Знаки дорожного движения стативны, интенсионально неподвижны. Каждый из них обозначает один интенсиональный компонент. СВЕТОФОР – это знаковое устройство, воспроизводящее последовательно несколько различных знаков из небольшого закрытого списка [светофор как знаковое устройство в свое время был блестяще описан А. А. Зализняком в статье "Опыт анализа одной относительно простой знаковой системы"// Структурно-типологические исследования» М.: 1962 стр. 172—187]. Так же устроен ШЛАГБАУМ. Таким образом, во всей этой системе различения шлагбаум как знаковая система по (логической) структуре и функциям сопоставим только со светофором.
Автодорожные светофоры бывают нескольких разных типов. Самый распространенный – уличный светофор (см. фотографию 11, альбома 11). Кроме него используются а) реверсивные светофоры (см. фотографию 19, альбома 11), б) светофоры адресатом которых является городской транспорт (см. фотографию 11), в) светофоры, устанавливаемые на железнодорожных переездах (см. фотографию 17, в альбоме 11), г) трамвайные светофоры, д) светофоры для пешеходов; е) в некоторых странах есть светофоры для велосипедистов [Кроме уличных и железнодорожных светофоров бывают еще речные, которые устанавливаются на шлюзах. Они открывают и прекращают движение пароходов через шлюз].
Трехсекционный [Название этому виду светофора дается здесь условно – для краткости: на самом деле, он при добавлении указателя, разрешающего движение направо или налево, может быть и четырехсекционным, а при добавлении и правой и левой стрелки – пятисекционным. Различие между ними для нас сейчас несущественно] уличный светофор с расположенным под ним т-образным светофором для городского транспорта с огнями бело-лунного цвета; три его верхние секции обозначают разрешенные направления движения (прямо, налево, направо), нижняя секция (на рисунке погашенная) обозначает разрешение или запрещение движения, в данном случае – запрещение.
Александр (Kekipi) ШЛАГБАУМ противопоставлен всей системе автодорожных светофоров. Однако противопоставление ШЛАГБАУМА и СВЕТОФОРОВ можно было бы свести к противопоставлению только ШЛАГБАУМА и трехсекционного СВЕТОФОРА, поскольку из всей системы СВЕТОФОРОВ только трехсекционный ориентирован на все виды автодорожного транспорта. То же можно сказать и о ШЛАГБАУМЕ. Трехсекционный уличный светофор как знаковая система (см. выше) был достаточно полно описан акад. А. А. Зализняком в Зализняк 1963а, поэтому мне остается здесь лишь описать распределение в использовании этих знаковых устройств. Оно устроено просто: уличный светофор устанавливается на перекрестках улиц и автомобильных дорог, шлагбаум устанавливается на пересечении автомобильной и железной дорог.
Александр (Kekipi) Противопоставление системы правил синтеза семиотического текста, анализа дискурса, с одной стороны, и дискурса – с другой..
Во всякой семиотической системе я далее буду различать три различных объекта: систему правил синтеза семиотического текста, систему правил анализа семиотического дискурса и семиотический дискурс. Под системой правил синтеза семиотического текста я буду понимать систему правил, которой пользуется адресант при построении или воспроизведении данного текста. Эта система правил опирается на набор исходных единиц, распределенных по ярусам сложности (например, в естественном языке фонемы < морфемы < лексемы < предложения) и находящихся друг с другом в отношениях большей и меньшей размерности, и подразделяется на а) систему взаимно ориентированных правил установления соответствий между элементами означающего и означаемого, б) систему взаимно ориентированных правил выбора знаковых единиц соответственно сюжету построения семиотического текста и контекстным условиям и в) систему правил построения из простых единиц более сложных. Так, например, буква, как известно, является означающим (реляционной моделью) эйдоса членораздельного звука. Однако правило ее выбора при написании словоформы, например, в русском языке включают в себя не только правила моделирования буквой звука, но учитывают еще и то, в какую морфему и в какой позиции эта буква входит. Следовательно, вначале мы подбираем по звуку его реляционную модель (правила соответствия означающего и означаемого), а затем с помощью правил выбора корректируем способ обозначения звука. Например, в словоформе домá первый гласный выглядит как а-образный звук (дети так и пишут: дамá), значит по системе соответствий надо было бы выбрать для обозначения звука букву А, но по орфографической норме мы должны вспомнить, что в морфеме, в которую входит этот звук ({ДОМ}), той позиции, в которой мы слышим /â/, под ударением соответствует /о/, поэтому мы заменяем эту букву на /о/. Таким образом, при воспроизведении буквы мы должны помнить и правило мощделирования звука буквой, и правило коррекции при выборе буквы относительно ее позиции в конкретной морфеме. Можно представить это все и по-другому: можно считать, что прямого буквенного соответствия гласному звуку в безударной позиции не существует, поэтому следует вычислить, в какую морфему он входит и в какой позиции, а затем найти словоформу, в которой содержится данная морфема в ударной позиции. По соответствующей буквенной модели звука в ударной позиции и следует выбрать модель звука в безударной позиции. позиции
Под системой анализа семиотического дискурса я буду понимать систему правил, которой пользуется при интерпретации знака адресат. Она опирается на набор исходных единиц, распределенных по ярусам сложности и находящихся друг с другом в отношениях большей и меньшей размерности, и а) систему контекстных и сюжетных правил, влияющих на выбор правил соответствия между означающим и означаемым, б) систему взаимно ориентированных правил установления соответствий между элементами означающего и означаемого и в) систему взаимно ориентированных правил интерпретации семиотических единиц соответственно контекстным условиям. Приведем опять простой пример с буквами. Для того, чтобы правильно прочитать букву надо а) вначале понять, какую позицию данная буква занимает относительно ударения в акцентированном слове, б) затем установить правила чтения данной буквы под ударением, а затем в) произвести коррекцию, например, такого типа: во втором предударном слоге после твердой согласной О читается как /ə/. Например, в акцентном слове дорогóй первое О читается как /ə/: /dərâgóî/.
Александр (Kekipi) По отношению к системе правил синтеза дискурс можно определить как результат их действия в конкретных контекстных условиях для решения коммуникативной поведенческой задачи, поставленной перед собой адресантом. Это противопоставление похоже на различие между устройством некоторого механизма (системы правил) и результатом работы, которую он выполняет в данных конкретных условиях. Так, например, в наших примерах с обозначением и пониманием (прочтением) буквы правила а), б), в) представляют механизм (алгоритм) выбора по звуку буквы и выбора по букве звука, а написанная буква или произнесенный звук – результат работы механизма.
На последнем примере можно продемонстрировать и то, как связаны эти две противопоставленных сущности. Для построения данного конкретного текста (креативного компонента дискурса) – в последнем примере текст совпадает с буквой О – задействованной оказывается обычно не вся система синтеза, а только ее часть, в нашем примере – не все правила прочтения и выбора всех букв, а только правила прочтения буквы О в данном контексте (в морфеме {ДОМ}). В этой связи можно ввести еще и понятие системы правил синтеза текста данного дискурса. Каждому дискурсу можно сопоставить систему правил, с помощью которой синтезируется текст. Скажем, для порождения данного текста требуются далеко не все программы моего компьютера, а только те, которые привлекаются для ввода этого текста.
Первым предложил понимать общую систему правил, действующих в данной семиотической системе, как абстракцию от множества систем правил для построения множества конкретных текстов, Н. Хомский в работе «О понятии «правило грамматики»» (Хомский 1965).
Александр (Kekipi) Схема, норма, узус, комбинаторные возможности и индивидуальные особенности порождающей системы и дискурса.
Противопоставление схемы, нормы и узуса было введено датским лингвистом Л. Ельмслевом (см. Ельмслев 1960). Это разграничение ориентировано на различия, связанные, с одной стороны, с тем, что каждая конкретная знаковая система (конкретный шлагбаум, индивидуальные особенности написания букв и т. п.) соотнесена с сообществом ее пользователей, каждый из которых эксплуатирует ее своим, индивидуальным способом. При этом, однако, для каждой конвенциональной знаковой системы существует традиция ее использования, имеющая свои каноны или стандарты – норму. То же можно сказать и о конкретных знаковых системах, имеющих, как ШЛАГБАУМ, постоянную материальную основу, служащую материальным компонентом их означающих. Конкретные Шлагбаумы например, имеют множество индивидуальных особенностей, но есть стандарт для их изготовления, идеальная форма, в которой они должны содержаться теми, кто отвечает за их эксплуатацию.
Семиотика же, занимающаяся определенным объектом, подобно другим наукам, не имеет возможности описывать все бесконечное разнообразие конкретных знаковых систем и особенностей их использования. Поэтому она должна описывать лишь общие закономерности его функционирования, его схему. Схему описывает и семиотическая модель объекта исследования. Для описания схемы наука прибегает к предварительному моделированию объекта, и далее занимается изучением модели. Как и бывает в таких случаях, на основании исследования модели принято судить об объекте. Чаще всего схема строится на основе представления об идеальных нормативных параметрах объекта и аспектах его функционирования. На этот идеал носитель ориентируется и в своей знаковой деятельности, и ожидает такой же ориентации от своих партнеров по «эксплуатации» знаковой системы. Все мы, например, более или менее остро реагируем на нарушение правил использования языка, можем сказать, правильно или неправильно построена данная конструкция, отмечаем друг у друга речевые ошибки, причем на одни мы реагируем более остро, на другие менее остро. Идеалы эти в большей или меньшей мере совпадают у всех членов коммуникативного сообщества, объединенных по данной семиотической системе, хотя она и допускает некоторую вариативность. Нормативное употребление, в частности, допускает варьирование, связанное с отмиранием старых правил и нарождением новых (ср. различие в ударении в одной и той же форме лексемы МОСТ у В. В. Маяковского: «Шел я верхом, шел я низом.// Строил мост в социализм.// Не достроил и устал// И уселся у мостá// травка выросла у мóста по мостý идут овечки…), связанное с нормативностью, принятой в разных подгруппах коммуникативного сообщества (ср. московскую и петербургскую нормы произнесения словоформы булочная [búləšnəæ] vs. [búl∂č'nəæ]), или разных подсистемах данной знаковой системы (ср. стилистически разведенные, но одинаково нормативные варианты типа рукой vs. рукою). С третьей стороны, в практическом использовании семиотической системы мы придерживаемся различных «привычек» (ср. различные способы редуцирования в произнесении ритуальных фраз типа «Здравствуйте! »: [zdrástvůît'ê] vs. [zdrás't'ê] или [ś':tê]), на практике встречаются типовые нарушения, более или менее часто появляющиеся в конкретных дискурсах (ср., например, звóнит вместо звон´ит).
Tags: По, какому, из, мостов, проходит, невский, проспект, мост, в, им, падеже
Подпишитесь на канал 360: ...Новинка
Как называется мост на невском проспекте? | Автор топика: Вера
Анна Невский проспект пересекает реки Мойка Григорий , канал Грибоедова Людмила , Фонтанку Петр .
1.Зелё́ный Эдуард мост — соединяет между собой Казанский и 2-й Адмиралтейский острова через реку Мойку в Центральном районе Санкт-Петербурга.
В 1730-е он был покрашен в зелёный цвет, поэтому его называли Зелёным.
В 1768 появилось другое название — «Полицейский» , из-за находившегося рядом управления городской полиции Лариса . С 1777 года недалеко от моста жил петербургский генерал-полицмейстер Н. И. Чичерин.
После Октябрьской революции в противопоставление дореволюционному названию мост был переименован в «Народный» , и носил такое название в период 1918—1998 годов.
Это первый чугунный мост в Санкт-Петербурге.
На мосту была уложена первая в России мостовая из асфальтовых кубиков
Проект моста стал первым в мире типовым проектом металлического моста.
2.Ани́чков мост — один из самых известных мостов Санкт-Петербурга.
Постоянный каменный мост переброшен через Фонтанку по линии Невского проспекта в 1785 году.
Своим названием мост обязан подполковнику-инженеру Михаилу Аничкову, чей батальон во времена Петра Первого дислоцировался за Фонтанкой в так называемой Аничковой слободе.
Интересно, что статуи коней, которые «смотрят» в сторону Адмиралтейства имеют на своих копытах подковы, в то время, как статуи коней, смотрящих в сторону площади Восстания подков не имеют. Распространенная легенда объясняет это тем, что в XVIII веке на Литейном проспекте располагались литейные мастерские Андрей и кузницы. Поэтому, подкованные лошади «идут» от кузниц, к началу проспекта, а неподкованные лошади наоборот располагаются лицом в направлении Литейного проспекта.
3.Каза́нский мост — соединяет Казанский и Спасский острова через канал Грибоедова в Центральном районе Санкт-Петербурга. с 1766 по 1830 года назывался Рождественский мост, с 1923 по 1944 — мост Плеханова. Расположен рядом с Казанским собором, который дал название мосту.
Третий по ширине мост в городе Жанна
Самый низкий мост — под ним запрещено прохождение любых плавсредств.
К началу XXI столетия практически все мосты Невского потребовали ремонта. В 2002 году закончено укрепление свода Казанского моста; имеется проект капитального ремонта Аничкова моста в связи с наличием трещин в береговых кирпичных сводах. Мост через Мойку — ныне опять Зеленый — имеет много трещин в чугунных секциях, а также деформации в устоях и тоже требует ремонта. Новый Зеленый будет стальной и, возможно, шире, но с прежним декором.
Федор Дворцовый
Валентина Три моста, Зелёный, Казанский и Ан-И-чков мост .
Название проспекта Невский с рекой не связано, только с Александро-Невской Лаврой и впритык проспект к реке не подходит и не подходил НИКОГДА .
Олеся Какой именно? Там их три:
- Зелёный мост
- Аничков мост
- Казанский мост
