Главная > Дороги > Какие впечатления получил петька от дороги в рассказе петька на даче

Какие впечатления получил петька от дороги в рассказе петька на даче

Обзор толстых журналов за апрель 2009 года


                                      «Москва», №4.

 

Три небольших рассказа Игоря Штокмана под общим названием «Дорога домой» получились какими-то не очень хорошо читаемыми: первый – слишком долго и скучновато описывает красоты природы, второй, несмотря на более динамичный сюжет из армейской жизни, несколько мрачен и пессимистичен, а третий – философичен и слегка затянут.
Хотя написаны рассказы в общем весьма неплохо.

 

Интереснее в прочтении оказался рассказ Геннадия Карпунина «Петька» - о деревенском детстве, мальчишеских забавах и о том, как беспокойный, хулиганистый герой рассказа вырос очень порядочным и неравнодушным человеком, отчего и прожил недолгую жизнь.

 

Две публикации посвящены 200-летию со дня рождения Н.В.Гоголя. Нина Молева в своей статье «Всю жизнь искал, кому бы помочь…» пишет об адресах Гоголя в Риме и Москве, в том числе о нелегкой судьбе Дома Гоголя. Написана статья очень интересно, эмоционально, живо, и с настоящей болью о гоголевском историческом и литературном наследии.

 

Владимир Воропаев свои рассказы из жизни писателя назвал «…Достать написанное и перечитать…» Эти маленькие рассказики, основываясь на свидетельствах современниках, раскрывают перед нами черточки характера Гоголя, его интересы, привязанности и странности. Очень интересно было узнать о том, как писатель работал, как он отдыхал, как он верил, о чем и как думал.

 

110-летию со дня рождения ныне почти забытого писателя Николая Туроверова посвящена публикация «Москвы» под названием «Гибель Чернецова».
В эту публикацию вошла статья Сергея Федякина о писателе и рассказ самого Туроверова «Гибель Чернецова». Рассказ этот довольно необычен, он написан от имени юного 18-летнего белогвардейского офицера, рассказывает об одном эпизоде гражданской войны и очень ясно показывает недоумение и смятение человека, которому пришлось воевать против своих же соотечественников.

 

 

                                         «Нева», №4. 

 

Апрельский номер открывается повестью грузинского писателя Гела Чкванава «Истории Набережной улицы».  Повесть эта состоит из отдельных небольших рассказов с общими сквозными персонажами и написана простым разговорным языком, как будто мы присутствуем на традиционном грузинском застолье, где тамада в перерывах между тостами рассказывает смешные истории о своих односельчанах. Даже создается впечатление, что мы слышим голос этого рассказчика.  И все бы ничего, но слегка насторожило легкое отношение автора к наркотикам. Некоторые его герои употребляют наркотики, и это воспринимается автором как норма.

 

Рассказы чешского автора Ивана Вискочила не произвели особого впечатления. Написаны они с претензией на юмор, слегка мистичны, но забываются сразу после прочтения.

 

Порадовал рассказ переводчика Эдуарда Фактора «Наполеон и алопеция». Замечательное владение языком, тонкий юмор, немалая эрудиция автора – все это делает чтение почти наслаждением. Человек, знающий в совершенстве иностранные языки, чаще всего прекрасно владеет собственным, и это – огромный плюс автору рассказа.

 

Как всегда были хороши рассказы Нины Горлановой и Вячеслава Букура. Эти авторы также замечательно владеют языком, и их произведения обычно искрятся юмором. Но сегодня все же больше понравился один из рассказов – «Вайлеры». Перед нами встает обычная российская семья, со своими проблемами и с главой семьи – немолодой женщиной, которая старается угодить всем: и двум сыновьям, совершенно разным по характеру, и внукам, и себя не забыть старается. Рассказ хорош тем, что с его героями не хочется расставаться, интересно узнать их дальнейшую судьбу.

 

Предполагаю, что статья Вячеслава Рыбакова «И руль истории нам сладок и приятен» вызовет немало откликов и споров. Предупреждаю сразу: читать статью надо с осторожностью, иначе с первыми же прочитанными строками может  постигнуть шок. Тема статьи – «Россия - …страна с непредсказуемой историей». На первой же странице находим такой пассаж: «Власть нам: СССР внес решающий вклад в разгром фашизма. Мы: да здравствует СССР! Доверчивые дебилы, иначе не скажешь… Мы такие же фашисты, как Гитлер, только континент с ним не поделили, оттого и повздорили, задавили интеллигентных немцев своими трупами и только тем победили не привыкший к столь жуткому кровопролитию вермахт, и над нами тоже давным-давно пора провести Нюрнбергский процесс».  Далее ничуть не лучше: «Лучшие мировые спецы по астронавтике год за годом нам объясняют, что несчастного Гагарина просто как подопытную крысу, стянув ремнями на манер смирительной рубахи, для эксперимента запихнули в консервную банку, которую советская пропаганда лицемерно назвала космическим кораблем, пульнули им, беспомощным, на орбиту, и только по счастливой случайности он, ни разу там, в космосе, палец о палец не ударив, остался жив – а мы, придурки, все равно чтим его как героя, который сделал великое дело, лично сделал». Конечно, все это написано не зло, а с некоей долей иронии, но все же достаточно серьезно. Впрочем, дальше пошло немного лучше. Рыбаков выдвигает по сути свою собственную концепцию истории, которая очень даже имеет право на существование. Излагать ее здесь было бы слишком долго, скажу лишь, что основную роль в своем построении автор отводит религии. Несомненно, статью следует прочитать, даже несмотря на резкие высказывания, которые я уже процитировала, и которые еще имеются в статье. Еще раз повторю, что такие жесткие слова написаны автором не со зла, а, скорее, с болью за свою Родину. 

 

Интересно и познавательно написал свои путевые заметки «Страсбург – столица Эльзаса» архимандрит Августин. Его очерк столь подробен и точен, что создается впечатление, будто лично побывал в Страсбурге. А еще, помимо прочего, автор просто и убедительно говорит о том, зачем нужно изучать религию в школе: «Сегодня в Европе и мире велика угроза экстремизма и терроризма, в том числе прикрывающегося религиозными лозунгами. И питательной почвой для этой разрушительной силы являются религиозная безграмотность, нравственная скудость. Вот почему я убежден: подрастающее поколение должно иметь возможность по свободному выбору углубленно изучать в общедоступной школе свою религиозную традицию».  

 

Творчеству почти забытого ныне писателя Сигизмунда Кржижановского посвятила свою статью «Страны, которых есть», или Художественный мир Сигизмунда Кржижановского» Вера Калмыкова. Автор высоко оценивает творчество этого писателя, подробно разбирает особенности его прозы, а также уделяет немалое внимание и поэзии.  

 

Культуролог Константин Фрумкин написал очень и обстоятельную статью «Три кризиса художественной литературы». В этой статье он скрупулезно рассматривает вопросы кризиса литературы: есть кризис в принципе или нет, если есть, то в чем он выражается и как с ним бороться. Но наиболее интересным показалось определение Фрумкиным функций литературы: эстетическая, социально-коммуникативная и познавательная. Каждую из этих функций применительно к кризису автор рассматривает весьма подробно и интересно.

 

 

 

                                 «Октябрь, №4.

 

 

Апрельский номер «Октября» по-своему уникален. Он весь посвящен одному из интересных проектов последних лет – «Литературный экспресс. Москва – Владивосток». 40 ведущих российских литераторов проехали на экспрессе «Россия» от Москвы до Владивостока, останавливаясь в крупных городах и областных центрах. Они посетили библиотеки и воинские части, детские дома и школы, редакции газет и книжные магазины, встретились с местными писателями и поэтами. Свои впечатления от этого путешествия многие из них и опубликовали в журнале.

 

Открыл сборник впечатлений Валерий Попов своими заметками «Мы сделали это». Он описывает начало путешествия: вокзал, поезд, попутчиков, купе, первые остановки. Написаны заметки с юмором, но между строк весьма ясно просматривается одна немаловажная, но малоприятная деталь: похоже, во время этого путешествия умы и совести нашей эпохи немало употребляли горячительных напитков.

 

Максим Амелин отозвался на проект небольшим «Экспромтом», в прозе и стихах. Конечно, экспромт есть экспромт, да и стихи, написанные для стенгазеты не стоит, наверное, слишком строго судить, но все же, когда писатель употребляет слово «ехай» - это как-то напрягает.

 

Ильдар Абузяров в своем рассказе «Карусель грехов» остановился на впечатлениях от встречи с родным городом Нижним Новгородом. Рассказ получился вполне неплох, в нем пересеклись настоящее и прошлое. Но довольно явственно чувствуется обида автора, что его земляки не приняли его как столичную знаменитость, а еще не получилось хорошего, доброго образа города.

 

Анатолий Королев свои путевые заметки «Путешествие во чреве кита» посвятил также Нижнему Новгороду, Вятке, Перми и Екатеринбургу. И в каждом городе автор сумел найти интересные достопримечательности. В Нижнем это огромный памятник Горькому, в Вятке – гриновские и салтыковские места. Но самые теплые страницы написаны о Перми, бывшем Молотове, городе детства Анатолия Королева.

 

На Бориса Минаева наибольшее впечатление произвел Екатеринбург. Свои заметки он назвал «Здравствуй, Ильич!». Писатель не ограничился описанием достопримечательностей города, но высказал свой взгляд и на нынешнюю историю в целом. Такие, например, соображения: «Толчком для революции был террор. И когда Николаю II в очередной раз припоминают Кровавое воскресенье и Ленский расстрел, как-то забывают объяснить современному читателю, что перед 1905 годом были убиты революционерами два министра внутренних дел, генерал-губернатор Москвы, а после 1905-го, через семь лет, - и премьер-министр. И это не считая десятков других высокопоставленных государственных чиновников! Достаточно подставить фамилии современных госдеятелей, чтобы представить себе, как бы отреагировала власть, если бы по очереди были убиты террористами Рушайло, Нургалиев, Лужков, а потом еще и Путин». Может быть, не очень корректно писать такие вещи, но ведь доходчиво получилось, не правда ли?

 

Весьма правдивым получился рассказ Романа Сенчина «За сюжетами». Сенчин написал о  том, как два друга-писателя-москвича отправились в недолгое путешествие в провинцию за новыми идеями, и что из этого вышло. А вышло то, что и должно было в конечном итоге получиться: москвичи напились, нагулялись и вернулись домой без денег и без новых идей.

 

Лола Звонарева свою статью «Золотые нити литературы» посвятила современной литературной жизни Тюмени, Омска, Новосибирска, Красноярска. Если сравнивать с рассказом Романа Сенчина, то литературная жизнь провинции выглядит более живой и здоровой, чем столичная.

 

Путевые заметки Евгения Попова «Транссиб и вокруг» рассказывают нам о Байкале, причем так живо и интересно, что захотелось не только посетить Байкал, но поселиться и жить там.

 

Свои впечатления о поездке Павел Басинский назвал «DE PROFUNDIS». Но впечатления получились очень односторонними и в основном касаются собратьев по перу. Так, мы узнаем, что не очень дружат между собой Дмитрий Быков и Игорь Клех, а Захар Прилепин очень аккуратно заправляет свою постель. Очень познавательно.

 

Дмитрий Новиков, как и большинство его собратьев по перу, больше всего, похоже, был впечатлен не практическими результатами своей поездки в «Литературном экспрессе», а самим фактом путешествия по железной дороге. Видно, что далеко не все писатели остались довольны поездкой, в частности, доставшимися им соседями по купе. Так, Новиков счел необходимым боднуть своего соседа Захара Прилепина, правда, не называя напрямую его фамилию. А вообще, создалось впечатление, что некоторые из писателей и из вагона-то не выходили, а большую часть времени проводили или в собственном купе, или же в вагоне-ресторане.

 

Игорь Клех проехал с «Литературным экспрессом» от Красноярска до Читы. Свои впечатления от поездки он назвал «По этапу в СВ». Красноярск писателю понравился, Улан-Удэ тоже впечатлил, а вот на Читу, похоже, сил у Клеха не хватило. «О Чите не могу сказать ничего, кроме того, что это был в советское время штабной гарнизон и остается им и сейчас». Вот, собственно, и все.

 

Егор Верещагин не принимал участия в литературном пробеге, он родился в Горьком, и живет там же, в Нижнем Новгороде. Журнал опубликовал его «Сказку о заколоченном доме». Сказка получилась довольно жуткая, совсем недетская и с претензией на социально-политическую сатиру.

 

Мария Ботева – молодая писательница из Вятки. Она представила рассказ «Где правда». Рассказ написан от лица девочки-подростка из не очень благополучной семьи, живущей на окраине рабочего города. Девочка рассказывает о не очень благополучных, но вполне обыденных событиях из своей жизни. Впечатление осталось довольно тяжелое.

 

Рассказ Евгения Касимова «Снегопад в Цетинье» остался практически непонятым. Автор пишет о своем посещении монастыря в Черногории. Посещение было не просто туристическим, а с какими-то важными целями, но из-за путаного описания именно эти цели остались непонятыми.

 

Рассказ красноярского писателя Евгения Эдина «Кожа» не произвел никакого впечатления. Непонятны отношения главного героя с женой и дочерью, непонятен смысл самого рассказа.

 

Эдуард Русаков родом тоже из Красноярска. Он предложил для публикации рассказ «Приговор». Сюжет рассказа вспомнился сразу. Была такая заметка в «Хронике происшествий», как жена сдала разбуянившегося мужа в руки милиции на 15 суток, а он, вернувшись, запер ее в ванной на такой же срок. Только герой Русакова пошел еще дальше и, получив за такое самоуправство два года, после отсидки запирает жену на те же два года в подвал. Неприятно и неинтересно читать о таких уродах.

 

Иркутский писатель Анатолий Байбородин предложил нашему вниманию рассказ из деревенской жизни «Святой Наум наставит на ум». Рассказ хорош для чтения вслух в младших классах деревенских школ. Небольшой по объему, с ярко выраженной моралью о том, что учиться надо, он, несомненно, несет определенную педагогическую нагрузку.

 

Бурятский писатель Булат Аюшев предложил нашему вниманию три рассказа. Рассказы получились слишком колоритные для среднего читателя, с множеством непонятных местных национальных подробностей. Если добавить к этому своеобразие мышления писателя, то на выходе получаются фразы типа такой: «Память похожа на старый люрекс, а жизнь миновавшая – на кримплен». Каждое слово по отдельности вроде бы и понятно, а общий смысл ускользнул.

 

С интересом прочитались главы из нового издания книги Леонида Юзефовича «Самодержец пустыни» - «Королева Байкала» и принцесса Цзи». Эта книга – о бароне Унгерне, а приведенные главы рассказывают по большей части о личной жизни барона, о его взаимоотношениях с женщинами. Все бы неплохо, но слишком уж нездоровый интерес проявлен к ориентации барона.

 

«Сказка старого Хубитэ» бурятского писателя Андрея Мухраева показалась какой-то незавершенной. Ну какая же это сказка, если в ней нет морали и счастливого конца? Победил герой чудовище – это хорошо, но мы так и не узнали, женился ли он на своей принцессе и жили ли они долго и счастливо.

 

 

Tags: Какие, впечатления, получил, петька, от, дороги, в, рассказе, петька, на, даче

Все мои позитивные, энергетически наполненные картины, вы можете посмотреть в интернет магазине - .

Петька на даче характеристика образа Петьки

Краткое содержание рассказа Андреева «Петька на даче»

Русская дача, как феномен.


Оригинал взят у zina_korzina в Русская дача, как феномен.«Вдали над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздаётся детский плач».
Александр Блок.
Лето на исходе, но дачная страда - в разгаре. Поговорим о феномене дачи в нашей культуре? Иноземные словари выдают, что dacha (англ.), Datscha (нем.) или даже – dacia (итал.) – это русское загородное жилище, не являющееся, между тем, «домиком в деревне» и играющее в России особую социально-культурную, досуговую и – хозяйственную роль. То есть это такой же неповторимый феномен, как русский балет, русская интеллигенция или, скажем, «загадочная русская душа». Это нечто такое, что даже невозможно с точностью перевести на другие языки мира, ибо присутствует исключительно в русской жизни. Действительно, понятие «дача» знакомо иностранцам из-за популярности чеховских пьес во всех странах мира – пожалуй, ни один крупные театр не обошёл «Вишнёвый сад», где дачный вопрос стоит весьма остро. Негоциант Лопахин, «из новых», поучает беспечную, непрактичную барыню: «Вы будете брать дачников самое малое по двадцать пять рублей в год за десятину, и если теперь же объявите, то, я ручаюсь чем угодно, у вас до осени не останется ни одного свободного клочка, все разберут». Итак, в хрестоматийной чеховской пьесе мы замечаем интереснейшую подробность. Превращение имения в дачный посёлок. Точнее, замена имения на дачу. Или даже так – создание дачи по образу и подобию имения.

Константин Коровин «За чайным столом». Дача Поленовых.
Разрушить старый образ, дабы создать его же новое прочтение. Но к этой теме мы ещё вернёмся. Итак, сам термин «дача» возник ещё в петровскую эпоху. Дача - это то, что даётся. Изначально это были места близ Петербурга, щедро даруемые Петром за заслуги перед Отечеством. Смысл дач – привязать аристократию к неуютной и мало устроенной питерской жизни. Но слово прижилось, хотя первоначально, как мы видим, имело другое значение. Во времена Пушкина дачей всё ещё именовалось именьице под Петербургом, а потом и под Москвой. Помните? «С восхищением глядел он на ясное, бледное небо, на величавую Неву, озаренную светом неизъяснимым, и на окрестные дачи, рисующиеся в прозрачном сумраке», - это строки из недописанной повести «Гости съезжались на дачу». Также дачей называлась петергофская Александрия, выстроенная в 1830-х годах по заказу императора Николая I для нежно любимой жены – Шарлотты Прусской (после крещения - Александры Фёдоровны). Но время шло – постепенно уходила Россия - поместная, Россия «дворянских гнёзд». Зато заявляла о себе буржуазия, появлялась прослойка состоятельных горожан – адвокатов, заводских управляющих, конторских начальников, …а также инженеров-путейцев, связистов, гимназических инспекторов, руководителей телеграфных пунктов и так далее.

Борис Кустодиев «На террасе».
Как заявил Лопахин: «До сих пор в деревне были только господа и мужики, а теперь появились ещё дачники». У них, разумеется, не было имений, зато был заразительный пример перед глазами – недосягаемая, непостигаемая аристократия. Итак, русская дача – это не что иное, как доступный «заменитель» барского поместья. Дачная жизнь заменяла адвокату или инженеру ту самую дворянскую дольче-вита, которую они знали по книгам или даже наблюдали в реальности. Почему именно в России возник этот феномен? Потому что, как сказал исследователь архитектуры Андрей Иконников (правда, по иному поводу): Для русского человека «...авторитетом привычного обладала традиционность. Особую привлекательность получила парадигма дворца, <…> дворянской усадьбы». К 1880-1890-м годам дачников сделалось так много, что о них стали писать рассказы, фельетоны, а модные журналы советовали носить на даче просторную и практичную одежду, не лишённую, меж тем, изящества и прелести. Издания «Дамский мир» и «Модный магазин» в летние месяцы регулярно помещали раздел, посвящённый «дачным нарядам». Разумеется, это были именно наряды, а не надоевшая одежда, которую свезли на дачу с целью доносить и выбросить! Так, дамам советовали немного ослаблять корсеты, а мужчинам - носить канотье и пиджаки из чесучи.
Семья Тюляевых на даче Дмитрия Бахрушина.
Дальше – больше. Вспоминаем всё того же Лопахина: «Все города, даже самые небольшие, окружены теперь дачами. И можно сказать, дачник лет через двадцать размножится до необычайности. Теперь он только чай пьёт на балконе, но ведь может случиться, что на своей одной десятине он займется хозяйством, и тогда ваш вишневый сад станет счастливым, богатым, роскошным...» Впрочем, дача, как сельхоз-феномен, получила своё развитие только в советские времена. Но об этом – позже. Пока на дворе русский Серебряный Век с его тоской по рифмам и томительным ожиданием не то революции, не то конца света, не то…приезда новой кафешантанной дивы из Парижа. Дача, как quasi-усадьба, как место идеального отдыха. Дача - это побег из города, и последняя попытка укрыться от губительных страстей городской жизни. Все описания дореволюционных дач похожи – это непременная речка, романтическая веранда, шум поезда в вечерних сумерках, палисадник, и - миленькая дачница. «Лёля NN, хорошенькая двадцатилетняя блондинка, стоит у палисадника дачи и, положив подбородок на перекладину, глядит вдаль. Всё далёкое поле, клочковатые облака на небе, темнеющая вдали железнодорожная станция и речка, бегущая в десяти шагах от палисадника, залиты светом багровой, поднимающейся из-за кургана луны».
Марк Шагал. «Окно на даче. Заольшье».
Наиболее напряжённо и даже, более того, трагически, противопоставление города и дачи звучит в рассказе Леонида Андреева «Петька на даче». Помните? Мальчик-подмастерье, проводящий дни в настоящем аду, волею судьбы попадает на дачу. Это становится для него настоящим шоком – он никогда не был в таком райском месте. «В первые два дня Петькина пребывания на даче богатство и сила новых впечатлений, лившихся на него и сверху, и снизу, смяли его маленькую и робкую душонку». Но ничто, увы, не бывает вечным – вскоре мальчик снова оказывается в своём привычном кругу – в замызганной дешёвой парикмахерской для непритязательного люда. Что характерно, «…про город он забыл, а другое место, куда ему всегда хотелось уйти, - уже найдено». Кстати, основой рассказа послужило воспоминание однофамильца писателя – модного и востребованного парикмахера Ивана Андреева , который вышел из самых низов общества, но к моменту написания рассказа слыл богатым и уважаемым человеком. Так что, не стоит так уж жалеть несчастного Петьку – его ждало блестящее будущее ( См.его парикмахерскую и дамскую причёску из его альбома). Итак, дачник сделался популярным персонажем литературы.
Дача Ляминых. Сокольники.
Вот и знаменитая насмешница Тэффи иронически отмечала: «Дачник – происхождения доисторического, или, уж во всяком случае, – внеисторического. Ни у одного Иловайского о нем не упоминается. Несколько народных легенд касаются слегка этого предмета». Интересно, что воспоминание о той, старой, довоенной и дореволюционной дачной жизни иной раз прослеживается в произведениях русских, советских авторов 1920-1930-х годов. Совершенно прустовское звучание – в поисках утраченного времени. Возьмём таких непохожих авторов, как Владимир Набоков и Валентин Катаев. В набоковской «Машеньке» эмигрант, живущий в «каменном, сером мешке» равнодушного Берлина, вспоминает свою любовь. Разумеется, на фоне дачного бытия. «В сосновом перелеске, на шероховатых стволах, вечернее солнце лежало огненно-румяными полосками. Из дачных садиков доносился стук крокетных шаров…» Дача тут выступает, как зримый символ России, куда нет возврата. Напыщенный и – нищий Берлин тут остро и драматически противопоставлен старой даче; асфальтовая злая громада, пожирающая души – навсегда ушедшей романтике русских вечеров. И главный герой отказывается от встречи с Машенькой – она попросту не возможна в подобных декорациях.
Юрий Пименов «Женщина в гамаке».
Но, что интересно, сугубо советский автор Валентин Катаев, певец революционных будней и прекрасной солнечной современности, всё-таки позволяет себе ностальгию по дачам давно ушедшего времени. «Утром под абрикосами был накрыт громадный стол, уставленный букетами полевых цветов. Середину его занимал сдобный крендель величиной с велосипед. Все дачники были приглашены под абрикосы к утреннему чаю. День, начавшийся так торжественно, продолжался в том же духе и закончился детским костюмированным вечером с музыкой и фейерверком…» Замечу, что среди приглашённых дачников было и семейство Бачей, где папа - прогрессивный интеллигент, а сын – лучший друг революционного босяка - Гаврика. Впрочем, повесть «Белеет парус одинокий» писалась в середине 1930-х, когда русские, точнее уже - советские люди снова почувствовали вкус дачных вишен. Тогда стало вновь актуально снимать дачу на лето или хотя бы на месяц. Так, во многих гайдаровских вещах есть упоминание о дачной жизни. Берём «Голубую чашку» и – читаем: «Только в конце лета я получил отпуск, и на последний теплый месяц мы сняли под Москвой дачу. Мы со Светланой думали ловить рыбу, купаться, собирать в лесу грибы и орехи».
Кадр из фильма «Тимур и его команда».
История повторяется, только уже на другом этапе. Сталинский СССР активно возрождал все имперские традиции – пролетарии срочно перенимали вкусы и смыслы у побеждённого и – уничтоженного класса. Так возник феномен советской дачи, которая имела тот же смысл, что и дача - дореволюционная. Парадигма дворянской усадьбы. Снова открываем томик Аркадия Гайдара. «Тимур и его команда». Дети, живущие летом на даче, не довольствуются купанием, играми и чтением хороших книг. Они помогают старшим и борются с «вселенским злом» в лице Мишки Квакина и его гнусного адъютанта - Фигуры. Более того, их борьба облачена в интереснейшую игровую форму. Тимуровский штаб был похож на романтическую каравеллу из приключенческих романов. «Женя заглянула через щель. Перед ней, как волны моря, колыхалась листва густых садов. В небе играли голуби. И тогда Женя решила: пусть голуби будут чайками, этот старый сарай с его веревками, фонарями и флагами – большим кораблем. Она же сама будет капитаном».
Кадр из фильма «Москва слезам не верит».

В хрущёвские времена исполнилось пророчество чеховского Лопахина – дачник активно взялся за лопату. Возникло много садоводческих и огородных товариществ, которые были призваны, отчасти, решить продовольственную проблему. Сам вырастил – сам покушал. Вторая половина 1950-х – настоящий дачный бум. Тогда участки выделялись для конкретных крупных предприятий и раздавались лучшим работникам. Так в Подмосковье возникли товарищества с характерными названиями, вроде «Энергетик» - сразу видно, что от Мосэнерго. Забавно и – симптоматично, что эти садово-огородные участки, как юридически, так и фактически не были собственно дачами. Но люди их «парадигмой усадьбы» дружно принялись именовать свои «Энергетики» и «Подшипники» - дачными посёлками. Не в документах, конечно же, а между собой. Этой связи вспоминается характерная сцена из культового советского фильма «Москва слезам не верит». Жених Тоси везёт девушек на дачу, то есть, на такой вот огородный участок, полученный от производства. Однако ушлая модница Людмила, поняв, что им предстоит провести время не в роскошной «усадьбе» под липами, а, собственно, в домике, стоящем посреди картофельных плантаций, кричит: «Нет! Нам это не подходит!» Для неё это – не дача. Она же знает вкус жизни.
Кадр из фильма «Берегись автомобиля».
Со временем, к 1970-м годам, и эти посёлки сделались едва ли не элитными, ибо участки давались в 30-40 километрах от Москвы. На этих 6-8 сотках выросли яблоневые сады, а дети и внуки огородников стали ощущать себя уже настоящими, подлинными, «чеховскими» дачниками. И всё вернулось на круги своя – гамак, велосипед, купание, шум вечерней электрички, ароматы луга, яблочное изобилие. В эпоху так называемого «застоя» была такая негласная формула советского благополучия: «Квартира – Машина – Дача». Дача – непреложно, причём лучше всего - поближе к границам города. Жаворонки, Внуково, Балашиха. У Владимира Солоухина есть характерная вещица – «Съезжались на дачу гости». Аллюзии всем понятны. Ну что, брат Пушкин? «В первом часу дня начали мало-помалу собираться гости на дачу в Мичуринце; некоторые по зеленой дачной улице с электрички, но большинство на машинах – ‘Жигулях’ или ‘Волгах’». Мичуринец – из той же серии, что и прочие «Энергетики», однако, к моменту написания произведения – место престижной дольче-вита. Опять же – популярные у обеспеченных советских граждан марки машин. В описании нет дешёвых «Запорожцев» или, скажем, «Москвичей» («не машина, а ведро с гайками»).
Девушки на даче. 1986 год.
В конце 1980-х стало модно именовать свои дачи…«фазендами». Откуда это? Дело в том, что в 1988 году на наших экранах блеснула бразильская мега-звезда по имени «Рабыня Изаура». В самом первом «мыльном» сериале, заставлявшем трепетать сердца советских тружениц, постоянно звучало это сладкое, как тропические фрукты, название – фазенда. Шесть соток фазенды. В Можайском районе. Кстати, именно на рубеже 1980-1990-х годов начался очередной дачный бум – снова началась массовая раздача земель, но, как правило, в отдалённых районах. Как шутили тогда сатирики: «От центра Москвы далеко, зато к пригородам Калуги близко». 1990-е годы – время шикарных построек и кича. Возникали закрытые дачные посёлки с развитой инфраструктурой и крутолобыми охранниками у ворот. Богатые да хваткие спешили жить... Время идёт, а мода на дачную жизнь никуда не уходит, только лишь наполняется новыми трендами. Так, сейчас модно купить старую дачу (хотя бы и в «Энергетике», ибо сие уже - винтаж) и, не разрушая стен, сделать в доме основательный ремонт. Дабы не утратить аромата старины, так сказать. Потому что, как ни крути, а «парадигма усадьбы» - это в крови, никуда не денешься!

Сочинение Андреев Л. – Петька на даче (Рассказ). Уроки

Петька - десятилетний мальчик, служащий парикмахерской. ... В первые дни пребывания на даче новые впечатления "смяли маленькую и робкую ... Некрасова «Железная дорога», рассматривали художественный приём, который ...

Сочинение по рассказу Андреева Л.Н. «Петька на даче ...

«Петька на даче»Рассказ «Петька на даче» впервые опубликован в «Журнале для всех» в 1899. В его основу легла история однофамильца писателя ...

Как правильно засыпать дорогу
Когда откроют каширское шоссе
Какая дорога является федеральной
Показать / написать / закрыть комментарий(ии)