Главная > Дороги > Что означает образ дороги в мертвых душах

Что означает образ дороги в мертвых душах

Тема дороги в творчестве Н.В.Гоголя. | Автор топика: Alexandra

В поэме "Мертвые души" все построено на теме пути.

"Так говорит Господь: вот Я предлагаю вам путь жизни и путь смерти" (Иерем.

21:8). Параллелью может служить текст Варуха 4:I: "Вот книга заповедей Божьих и закон, пребывавший во век. Все держащиеся её будут жить, а оставляющие ее умрут" или Второз. 30:15: "Вот я сегодня предложил тебе жизнь и добро, смерть и зло."

Alexandra (Petronelka) Отрывок из книги Юрия Манна «Постигая Гоголя». М., 2005.

Образ дороги возникает с первых строк поэмы; можно сказать, он стоит у ее начала. «В ворота гостиницы губернского города NN въехала довольно красивая рессорная небольшая бричка...» и т.д. Образом дороги поэма и завершается; дорога — буквально одно из последних слов текста: «Русь, куда ж несешься ты, дай ответ? .. Летит мимо все, что ни есть на земли, и, косясь, постораниваются и дают дорогудругие народы и государства».
Но какое огромное различие между первым и последним образами дороги! В начале поэмы это дорога одного человека, определенного персонажа — Павла Ивановича Чичикова. В конце — это дорога государства, России, и даже больше, дорога всего человечества, на которой Россия обгоняет «другие народы».

В начале поэмы — это вполне конкретная дорога, по которой тащится вполне конкретная бричка, с хозяином и двумя его крепостными: кучером Селифаном и лакеем Петрушкой, запряженная лошадьми, которых мы также представляем себе вполне конкретно: и коренного гнедого, и обоих пристяжных коней, чубарого и каурого, по прозвищу Заседатель. В конце же поэмы представить себе дорогу конкретно довольно трудно: это образ метафорический, иносказательный, олицетворяющий постепенный ход всей человеческой истории.
Эти два значения, как две крайние вехи. Между ними располагаются множество других значений - и прямых и метафорических, образуя сложный и единый гоголевский образ дороги.
Переход одного значения в другое — конкретного в метафорическое – чаще всего происходит незаметно. Вот отец Чичикова везет мальчика в город; пегая лошадка, известная у лошадиных барышников под именем Сороки, день-другой бредет по российским весям, въезжает в городскую улицу... Отец, определив мальчика в городское училище, «на другой же день выбрался в дорогу»— домой. Чичиков начинает свою самостоятельную жизнь. «...При всем том трудна была его дорога», — замечает повествователь. Одно значение образа, вполне конкретное, «вещественное», незаметно сменяется другим, метафорическим (дорога как жизненный путь).
Но порою такая смена происходит подчеркнуто резко, неожиданно. Встречаются и более сложные случаи, когда смена различных образов-значений происходит то постепенно, то резко, внезапно.
Чичиков уезжает из города NN. «И опять по обеим сторонам столбового пути пошли вновь писать версты, станционные смотрители, колодцы, обозы, серые деревни с самоварами, бабами и бойким бородатым хозяином... пешеход в протертых лаптях, плетущийся за 800 верст, городишки, выстроенные живьем...» и т.д. Потом следует знаменитое обращение автора к Руси: «Русь! Русь! вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далека тебя вижу...»

Alexandra (Petronelka) Переход от конкретного к общему по-прежнему еще плавный, почти незаметный. Дорога, по которой едет Чичиков, бесконечно удлиняясь, рождает мысль о всей Руси. Тут даже не скажешь, что один конкретный образ переходит в другой, метафорический. Просто перед нами увеличивается масштаб: пространство, которое пересекает тройка Чичикова, бесконечно расширяясь, переходит в пространство всей страны, и это дает повод для вдохновенного монолога автора о Руси.
Потом этот монолог в свою очередь перебивается другим планом. Чтобы вы почувствовали характер перебива, напомню окончание монолога и те строки, которые в него вклиниваются, его перебивают.
«...И грозно объемлет меня могучее пространство, страшною силою отразясь во глубине моей; неестественной властью осветились и мои очи: у! какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль! Русь!
- Держи, держи, дурак! - кричал Чичиков Селифану.
- Вот я тебя палашом! - кричал скакавший навстречу фельдъегерь с усами в аршин. - Не видишь, леший дери твою душу: казенный экипаж! - И, как призрак, исчезнула с громом и пылью тройка.
Какое странное, и манящее, и несущее, и чудесное в слове: дорога! и как чудна она сама, эта дорога: ясный день, осенние листья, холодный воздух... покрепче в дорожную шинель, шапку на уши, тесней и уютней прижмешься к углу! »
Известный русский ученый, теоретик литературы А. Потебня находил это место «гениальным». Потебню поразило, «как неожиданно обрывает занесшуюся мысль холодная действительность»; поразила та резкость, «с которой этим выставлена противоположность вдохновенной мечты и отрезвляющей яви».
И действительно: резкость перехода доведена Гоголем до высшей точки. Нет никаких фраз, подготавливающих переход, нет пояснений рассказчика, скажем, пояснений такого рода: «Но возвратимся к нашему герою...» Или: «А в это время с нашим героем происходило то-то и то-то». Просто один план «вдвинут» в другой: во вдохновенную речь поэта врывается грубая брань Чичикова и встретившегося ему фельдъегеря, - и мы, словно упав с неба на землю, видим перед собою не сказочно-незнакомое пространство России, а конкретную дорогу, ту, по которой едет тройка Чичикова...
Но затем, также неожиданно, эта картина уступает место другой: словно и Чичиков, и его бричка, и скакавший навстречу фельдъегерь были всего лишь мимолетным видением.
И уже не Чичиков восхищается дорогой, не он покрепче закутывается в дорожную шинель, тесней и уютней прижимается в угол кареты. Не он дремлет, прижавши к углу своего соседа (Чичиков ведь, мы помним, находился в карете один: Петрушка с Селифаном сидели на козлах). Не Чичиков вдохновенно любуется наступившей ночью. «А ночь! небесные силы! какая ночь совершается в вышине! »

Alexandra (Petronelka) Кто же этот персонаж? Похоже, тот самый, который произносил глубоко-вдохновенную речь о Руси, словом, не кто другой, как автор. Но вот что интересно: сменив персонажей, сменив тон рассказа - прозаический, с просторечными репликами, на вдохновенный, возвышенно- поэтический, — Гоголь не изменил на этот раз характер центрального образа - образа дороги. Образ дороги не стал метафорическим - перед нами одна из бесчисленных дорог российских просторов, подобная той конкретной дороге, по которой мчится бричка Чичикова.
Смена прямых и метафорических образов дороги обогащает смысл поэмы. Имеет значение и двоякий характер этой смены – постепенный, «подготовленный», и резкий, внезапный. Постепенность перехода конкретного образа в метафорический напоминает нам о том, что вполне определенные картины и персонажи поэмы несут в себе обобщающее значение: путь Чичикова оказывается жизненной дорогой не одного, а многих людей; обыкновенные российские большаки, веси, города складываются в колоссальный и чудесный облик родины.
Резкость же перехода конкретного образа в метафорический подчас говорит, если использовать выражение Потебня, о резкой «противоположности вдохновенной мечты и отрезвляющей яви». Высокому, вдохновенному образу России, стране будущего, так же противоречит ее сегодняшняя «бедность» и «несовершенство» (выражения Гоголя), как поэтической грезе поэта противоречит вторгнувшаяся в нее дорожная брань Чичикова и фельдъегеря из «казенного экипажа».

Alexandra (Petronelka) Поговорим поподробнее о метафорических смыслах образа дороги у Гоголя. Вначале о том смысле, который равнозначен жизненному пути человека.
Вообще-то это один из древнейших и самых распространенных образов. Можно без конца приводить поэтические примеры, в которых жизнь человека осмыслена как прохождение какого-то пути, дороги.
Вот стихотворение Е. Баратынского; оно так и называется: «Дорога жизни» (1825).
В дорогу жизни снаряжая
Своих сынов, безумцев нас,
Снов золотых судьба благая
Дает известный нам запас:
Нас быстро годы почтовые
С корчмы довозят до корчмы,
И снами теми путевые
Прогоны жизни платим мы.
Вдумаемся в этот образ. Жизнь человека уподобляется поэтом езде на перекладных; так назывались почтовые экипажи с лошадьми, менявшимися на почтовых станциях (корчмах). Возникает контраст начала путешествия и его конца — контраст, который тоже воспринимается метафорически: прожив жизнь, человек становится иным. Он расстается с мечтами и обольщениями юности, платит за жизненный опыт лучшими своими надеждами (их метафорическое обозначение — «прогоны»; кстати, стихотворение имело и другое название: «Прогоны жизни»).
Каким же словом можно кратко определить изменения, пережитые человеком? Словомразочарование; об этом говорит вся образность стихотворения, прежде всего - символика «снов золотых». Ведь «золотые сны» — это нечто высокое, вдохновенное, не выдерживающее соприкосновения с жестокой прозой.
Гоголь в «Мертвых душах» тоже развивает метафорический образ дороги как «жизни человека». Но при этом он находит свой оригинальный поворот образа.
Начало шестой главы. Рассказчик вспоминает о том, как в молодые годы его волновала встреча с любым незнакомым местом, с новыми людьми.
Теперь — иное. «Теперь равнодушно подъезжаю ко всякой незнакомой деревне и равнодушно гляжу на ее пошлую наружность; моему охлажденному взору неприютно, мне не смешно, и то, что пробудило бы в прежние годы живое движенье в лице, смех и немолчные речи, то скользит теперь мимо, и безучастное молчание хранят мои недвижные уста. О моя юность! о моя свежесть! »
Как и в стихотворении Баратынского, у Гоголя возникает контраст начала и конца, «прежде» и «теперь», контраст юности и зрелых лет человека. И вновь речь идет о невозвратных потерях: на «дороге жизни» утрачивается что-то очень важное, значительное. Но что именно?

Баратынский определенно говорил о несоответствии внешних впечатлений внутреннему настроению и ожиданиям, то есть о разочаровании. Гоголь говорит более осторожно - не о разочаровании, а об охлаждении («моему охлажденному взору...»). Встречи, которые раньше пробуждали любопытство, веселье, живое чувство, теперь оставляют холодным и безучастным.
Баратынский целиком на стороне своего героя, мечтателя с «золотыми снами», и против холодной действительности, развеявшей эти сны. У Гоголя «виноват» и сам «охлажденный», утративший непосредственность восприятия, свежесть ощущений.
Здесь, однако, вы можете напомнить, что Гоголь говорит в первом лице, то есть как бы о себе. Станет ли писатель обвинять сам себя? И зачем это ему нужно?
Но <…> мы уже знаем, рассказчик художественного произведения - понятие сложное. Не всегда рассказчик «равен» самому автору, не во всем совпадают их биографии, духовный облик, психологический склад.
И вот перед нами пример такого частичного несовпадения. Ведь сам-то автор «Мертвых душ» сохранил интерес к жизни: он по-прежнему жадно, с писательским любопытством всматривался в новые пявления, лица, события. Хотя, конечно, и Гоголь мог с горечью думать об утраченных надеждах и силах молодых лет, и он мог с глубоким чувством воскликнуть: «О моя юность! о моя свежесть! »

Alexandra (Petronelka) Но главное даже не в этих совпадениях или несовпадениях. Главное в том, что и с помощью повествования от первого лица автор создает такой же существенный (хотя и эпизодический) образ, как и с помощью повествования в третьем лице. Словом, «я» начала шестой главы - это тоже своеобразный персонаж, и в нем Гоголю тоже важно очертить определенный психологический облик, выдвинуть на первый план определенные черты.
Изменение человека на «жизненной дороге» - вот что выдвинуто на первый план в этом персонаже. Причем такое изменение, которое не без его участия, в котором и он повинен.
Зачем Гоголю понадобился такой поворот образа? Все это связано с внутренней темой настоящей главы. Ведь это глава о Плюшкине, о тех поразительных изменениях, которые пришлось пережить ему.
И описав эти изменения, Гоголь в известном лирическом отступлении вновь прибегает к образу дороги: «Забирайте же с собою в путь из мягких юношеских лет в суровое ожесточающее мужество, забирайте с собою все человеческие движения, не оставляйте их на дороге: не подымете потом! »
Снова знакомая метафора — «дорога жизни», снова контраст начала и конца. Но суть изменения очерчена уж яснее ясного. Теперь это не разочарование, а опошление. Не утрата «снов золотых», а утрата элементарных «человеческих движений».
И не с горьким, холодным скепсисом наблюдает автор этот процесс, а с негодованием, смешанным с омерзением. Не в фаталистическое чувство - так было, так будет! - выливается это негодование, а в горячий призыв к молодым извлечь из чужого опыта уроки для своей жизни.
В одной из сохранившихся глав второго тома поэмы Чичиков говорит о себе: «Покривил, не спорю, покривил. Что ж делать? Но ведь покривил только тогда, когда увидел, что прямой дорогой не возьмешь и что косой дорогой больше напрямик».
Прямая дорога... Кривая дорога... Это тоже характерно гоголевские понятия. Гоголевский поворот в решении образа дороги.
Говорит все это о том же - об усилении этического момента. Ведь «прямая» или «косая дорога» - тоже образы метафорические. В одном случае подразумевается честная жизнь - по совести, по долгу; в другом - жизнь нечестная, подчиненная корыстным интересам.
Разумеется, то, что Чичиков прибегает к этим понятиям, не свидетельствует еще о его исправлении. По замыслу писателя, ему ещё предстоял длинный путь - и путь не такой уж «прямой»; еще много бесчестных поступков предстояло совершить ему. Да и говорит Чичиков о прямой и кривой дорогах пока больше в тоне самооправдания.
Но характерно уже то, что в сознании героя возникло это понятие, вернее, возникло различие двух дорог. Так Гоголь вводит в свой художественный мир важнейшие моральные координаты, с помощью которых он будет соотносить действительный и идеальный, желаемый путь персонажа.
Во время работы над «Мертвыми душами» образ прямой дороги приобрел такое значение, что писатель нередко прибегал к нему в своих письмах и беседах с друзьями.

Alexandra (Petronelka) П. Анненков вспоминает о том, как в 1841 году он расставался с писателем в Риме: «...Гоголь проводил меня до дилижанса и на расставаньи сказал мне с неподдельным участием и лаской: "Прощайте, Жюль. Помните мои слова. До Неаполя вы сыщете легко дорогу; но надо отыскать дорогу поважнее, чтоб в жизни была дорога; их множество и стоит только выбрать..."» Легко понять, какую дорогу имел в виду Гоголь.
Писатель прибегал к понятию прямой дороги и тогда, когда он говорил не об одном человеке, но о народе или даже человечестве в целом.
В предпоследней главе «Мертвых душ» сказано: «Много совершилось в мире заблуждений, которых бы, казалось, теперь не сделал и ребенок. Какие искривленные, глухие, узкие, непроходимые, заносящие далеко в сторону дороги избирало человечество, стремясь дос¬тигнуть вечной истины, тогда как перед ним весь был открыт прямой путь... И сколько раз, уже наведенные нисходившим с небес смыс¬лом, они и тут умели отшатнуться и сбиться в сторону, умели среди бела дня попасть вновь в непроходимые захолустья, умели напустить вновь слепой туман друг другу в очи и, влачась вслед за болотными огнями, умели-таки добраться до пропасти, чтобы потом с ужасом спросить друг друга: "Где выход, где дорога? "»
Какая вдохновенная, яркая речь! Какая горькая, едкая ирония! Как она выстрадана писателем - за нею угадываются многолетние размышления над книгой истории, выношенный личный опыт.
Более важной темы трудно себе представить, ведь речь идет об «уклонении от истины» не одного человека, но всего человечества. И подразумеваются не только ошибки в мышлении, но извращения в исторических судьбах, во всем строе человеческих отношений. Но, с дугой стороны, из чего слагалось это общее уклонение от прямой дороги истории, как не из уклонений конкретных, определенных людей?
Образ дороги бесконечно расширяет диапазон поэмы - до произведения о судьбе всего народа, всего человечества.

Alexandra (Petronelka) Есть в описании дороги в «Мертвых душах» и такие строки: «Боже! Как ты хороша подчас, далекая, далекая дорога! Сколько раз, как погибающий и тонущий, я хватался за тебя, и ты всякий раз меня великодушно выносила и спасала. А сколько родилось в тебе чудных замыслов, поэтических грез, сколько перечувствовалось дивных впечатлений! ..»
Не всегда, как мы знаем, повествователь, рассказчик биографически совпадает с самим писателем. Но в данном случае - такое совпадение налицо.
Это ведь сам Гоголь так глубоко любил дорогу, так самозабвенно «хватался» за нее в трудные дни своей жизни. Это Гоголь в 1829 году, после катастрофы своей первой книжки, полуподражательной поэмы «Ганц Кюхельгартен», после других неудач, в том числе, возможно, и
Любовной неудачи, «как погибающий» бросился в дорогу — в Любек, Травемюнде… «…Мне нужно переделать себя, переродиться, оживиться новою жизнью, расцвесть силою души...» - писал он матери, отправляясь в путь.
Это Гоголь после премьеры «Ревизора», уязвленный грубой бранью «неприятелей литературных, продажных талантов», вновь пускается в дальнюю дорогу, чтобы в спокойствии духа обдумать свои обязанности гражданина и писателя, чтобы творить «Мертвые души»...
«...Сколько родилось в тебе чудных замыслов...» - говорится о дороге в «Мертвых душах». И это вновь гоголевский опыт, существенная часть гоголевской биографии.
В 1839 году Гоголь писал одному из друзей из Вены: «Труд мой, который начал, не идет; а, чувствую, вещь может быть славная... Я на¬деюсь много на дорогу. Дорогою у меня обыкновенно развивается и приходит на ум содержание; все сюжеты почти я обделывал в дороге».
Ожидания не обманули Гоголя. Дорога много помогла выяснению замысла.
Встретившийся позднее с Гоголем молодой литератор Василий Панов рассказывал: «Хотя я в душе никогда не переставал быть убежденным, что Гоголь непременно пробудится с новыми силами, но, признаюсь, мне кажется - я уже забывал видеть в нем Гоголя, как -вдруг в одно утро, дней 10 тому назад, он меня угостил начало нового произведения! ..»
Это были не «Мертвые души». «Новое произведение» — драма запорожской истории, так и не завершенная, — драма, над которой Гоголь работал, отвлекаясь от своего главного труда.
В конце 1840 года, приготовляя к «совершенной очистке» первый том поэмы, Гоголь думает о ее «дальнейшем продолжении», о втором и третьем томах. «...Теперь я вижу, что может быть со временем кое-что колоссальное, если только позволят слабые мои силы». И вновь - надежды на путешествия, на дорогу. «...Лето, лето - это я уже испытал - мне непременно нужно провести в дороге».
Спустя несколько месяцев, в марте 1841 года, Гоголь пишет С. Т. Аксакову: «Создание чудное творится и совершается в душе моей… О, если бы еще три года с такими свежими минутами! Столько жизни прошу, сколько нужно для окончания труда моего». И вновь мечты о дороге, о дороге... «Теперь мне нужны необходимо дорога и путешествие: они одни, как я уже говорил, восстановляют меня».
Через несколько дней: «Дорога, дорога! Я сильно надеюсь на дорогу».
Вот как много означал для автора «Мертвых душ» образ дороги. Он не только пронизывает всю поэму, раскрывая свои различные грани, но и переходит из художественного произведения в реальную жизнь, чтобы затем возвратиться из реальности в мир вымысла.
Дорога - это художественный образ и часть гоголевской биографии.
Дорога - это источник перемен, жизни и подспорье в трудную минуту.
Дорога - это и способность к творчеству, и способность к познанию истинного («прямого») пути человека и всего человечества, и надежда на то, что такой путь удастся открыть современникам. Надежда, которую Гоголь страстно стремился удержать до конца жизни.

Yana (Sattwavan) вопрос по поэмее "мертвые души"
помогите пожалуйста срочноооо)
вопрос такой "Что герой(Чичиков)оставил на дороге? а что сумел сохранить???

Alexandra (Petronelka) Яна, а что значит дорога в поэме "Мертвые души"? Что имеет Чичиков в начале пути? А каков он в конце пути?

Viktoria (Masashi) что сумел сохранить, —
проявление живого человеческого чувства.

Viktoria (Masashi) «Забирайте же с собою все человеческие движения, не оставляйте их на дороге;
не подымете потом! »
- следовательно, то что он оставил

Alexandra (Petronelka) "Прежде, давно, в лета моей юности, в лета невозвратно мелькнувшего моего детства, мне было весело подъезжать в первый раз к незнакомому месту: всё равно, была ли то деревушка, бедный уездный городишка, село ли, слободка, любопытного много открывал в нем детский любопытный взгляд. Всякое строение, всё, что носило только на себе напечатленье какой-нибудь заметной особенности, всё останавливало меня и поражало. Каменный ли, казенный дом, известной архитектуры с половиною фальшивых окон, один-одинешенек торчавший среди бревенчатой тесаной кучи одноэтажных мещанских, обывательских домиков, круглый ли, правильный купол, весь обитый листовым белым железом, вознесенный над выбеленною, как снег, новою церковью, рынок ли, франт ли уездный, попавшийся среди города, -- ничто не ускользало от свежего, тонкого вниманья, и, высунувши нос из походной телеги своей, я глядел и на невиданный дотоле покрой какого-нибудь сюртука, и на деревянные ящики с гвоздями, с серой, желтевшей вдали, с изюмом и мылом, мелькавшие из дверей овощной лавки вместе с банками высохших московских конфект, глядел и на шедшего в стороне пехотного офицера, занесенного бог знает из какой губернии, на уездную скуку, и на купца, мелькнувшего в сибирке на беговых дрожках, и уносился мысленно за ними в бедную жизнь их. Уездный чиновник пройди мимо -- я уже и задумывался: куда он идет, на вечер ли к какому-нибудь своему брату или прямо к себе домой, чтобы, посидевши с полчаса на крыльце, пока не совсем еще сгустились сумерки, сесть за ранний ужин с матушкой, с женой, с сестрой жены и всей семьей, и о чем будет веден разговор у них в то время, когда дворовая девка в монистах или мальчик в толстой куртке принесет, уже после супа, сальную свечу в долговечном домашнем подсвечнике. Подъезжая к деревне какого-нибудь помещика, я любопытно смотрел на высокую, узкую деревянную колокольню или широкую, темную деревянную старую церковь. Заманчиво мелькали мне издали, сквозь древесную зелень, красная крыша и белые трубы помещичьего дома, и я ждал нетерпеливо, пока разойдутся на обе стороны заступавшие его сады и он покажется весь с своею, тогда, увы! вовсе не пошлою наружностью, и по нем старался я угадать, кто таков сам помещик, толст ли он, и сыновья ли у него или целых шестеро дочерей с звонким девическим смехом, играми и вечною красавицей меньшею сестрицей, и черноглазы ли они, и весельчак ли он сам или хмурен, как сентябрь в последних числах, глядит в календарь да говорит про скучную для юности рожь и пшеницу.
Теперь равнодушно подъезжаю ко всякой незнакомой деревне и равнодушно гляжу на ее пошлую наружность; моему охлажденному взору неприютно, мне не смешно, и то, что пробудило бы в прежние годы живое движенье в лице, смех и немолчные речи, то скользит теперь мимо, и безучастное молчание хранят мои недвижные уста. О моя юность! о моя свежесть! "
Н.В.Гоголь "Мертвые души"

Alexandra (Petronelka) Всем известен апофеоз дороги в «Мертвых душах»: «Какое странное, и манящее, и несущее, и чудесное в слове: дорога! ... Боже! Как ты хороша подчас, далекая, далекая дорога! Сколько раз, как погибающий и тонущий, я хватался за тебя, и ты всякий раз меня великодушно выносила и спасала! » Критики России, пожалуй, усмотрят в этом пресловутую безбытность русского человека, кочевнический архетип, противостоящий методическому бытоустройству западных народов, умеющих скрупулезно возделывать микромир, вместо того, чтобы лихо ломать и покидать его. Но ведь не только в «степном архетипе» здесь дело. Душа человеческая, согласно христианскому учению, всегда странница, всегда в пути между временным земным своим пристанищем и небесной обителью. Ей тоже положено не застревать в повседневности, не абсолютизировать быт как главный предмет человеческих забот, а помнить о том, что превыше всякого быта. Душа — хранительница небесного огня оказывается временной пленницей здесь, на земле, где нет ей успокоения и удел ее — томление и тоска по высшему. Вот этот мотив тоскующей души всего ярче характеризует наше русское мироощущение с присущим ему острым чувством земной бесприютности.

Asya (Sopheap) Мне кажется, Гоголя разрывали противоречивые чувства - он страстно любил земную жизнь и ужасался её мимолетности. Он страстно хотел верить, что возможна некая идеальная жизнь, и ужасался той жизни, что видел вокруг себя.
И он бежал, бежал... от жизни и от себя.

Alexandra (Petronelka) Герои Гоголя часто путешествуют и все они влюблены в дорогу. Хлестаков и Чичиков мчались по России в экипажах, лишь ненадолго останавливаясь на пути. Философ Хома Брут передвигался пешком, в бричке и верхом (на ведьме, равно как и сам служил для неё средством передвижения). Запорожские казаки проводили едва ли не всю жизнь в сёдлах. Одинокие художники и поручики мерили шагами петербургские проспекты. Акакий Акакиевич Башмачкин лишился горячо любимой шинели на пути домой. А помните это:

Чичиков только улыбался, слегка подлётывая на своей кожаной подушке, ибо любил быструю езду. И какой же русский не любит быстрой езды? …Кажись, неведомая сила подхватила тебя на крыло к себе, и сам летишь, и всё летит: летят вёрсты, летят навстречу купцы на облучках своих кибиток, летит с обеих сторон лес с тёмными строями елей и сосен … летит вся дорога невесть куда в пропадающую даль, и что-то страшное заключено в сем быстром мельканье, где не успевает означиться пропадающий предмет, - только небо над головою, да лёгкие тучи, да продирающийся месяц одни кажутся недвижны. Эх, тройка! Птица тройка, кто тебя выдумал? (Гоголь Т.5: 225-226).

Вот так и сам Гоголь. Он очень любил дорогу: он бежал за границу после творческих провалов, он использовал дорогу как лекарство от хандры, от нервных потрясений, да от любой болезни. Были случаи, когда дорога спасала его от состояния, близкого к смерти. Дорога его вдохновляла, исцеляла и возрождала. Рассмотрев хотя бы краткую летопись этих побегов и исцелений, можно прийти к неожиданным выводам.

Вот эта летопись.

Бегство первое: Из Петербурга в Любек, 1829

Впервые Гоголь использовал дорогу как средство от горестей, какими его встретил Петербург в 1829 году. Горести были такие: жизнь в столице оказалась чрезвычайно дорогой; служебные места, какие можно было получить в Петербурге, не удовлетворяли его честолюбие, но даже и скромное место он долго не мог найти, несмотря на протекцию; он потерпел неудачу в отношениях с петербургской красавицей; его первая публикация получила разгром в литературных журналах; наконец, петербургский климат расстроил его хрупкое здоровье. И о чудо! Все эти трудности устранились разом и быстро, с помощью очень простого средства - короткое путешествие в Германию совершенно примирило Гоголя со всеми неприятностями петербургской жизни (Гоголь прибыл в Любек 13 августа 1829 года и 22 сентября уже вернулся в Петербург).

Константин Мочульский, в книге Духовный путь Гоголя (1934), объясняет первый побег Гоголя за границу в 1829 году провалом его первой публикации:

Неудачи с поисками службы заставляют Гоголя вспомнить о поэме Ганц Кюхельгартен, написанной ещё в 1827 году в Нежине. Он издаёт её на последние деньги под псевдонимом Алова. После жестокой расправы Московского телеграфа и Северной пчелы Гоголь «бросился со своим верным слугой Якимом по книжным лавкам, отбрал у книгопродавцев экземпляры, нанял номер в гостинице и сжёг все до единого» (Н.Кулиш. Записки о жизни Н.В. Гоголя. СПб. 1856).

И тут первой мыслью оскорблённого автора было: бежать. Воспользовавшись деньгами, присланными матерью для уплаты процентов в опекунский совет, Гоголь садится на корабль и уезжает в Любек (Мочульский 11).

Alexandra (Petronelka) Сам Гоголь, в письме к матери от 24 июля 1829 года, мотивирует этот поступок иначе: он считал, что оставаясь в Петербурге нарушает волю Божию о служении человечеству в дальней стороне, и в наказание Господь послал ему такое жгучее чувство неудовлетворённой любви, что «нужно бежать от себя». Вот выдержки из письма:

Маминька! …Непонятная сила нудит и вместе отталкивает … излиться пред вами и высказать всю глубину истерзанной души. Я чувствую налегшую на меня справедливым наказанием тяжкую десницу Всемогущего; но как ужасно это наказание! … Он указал мне путь в землю чуждую, чтобы там воспитал свои страсти в тишине, в уединении, в шуме вечного труда и деятельности, чтобы я мог сам по скользким ступеням подняться на высшую, откуда бы был в состоянии рассеевать благо и работать на пользу мира. И я осмелился откинуть эти Божественные помыслы и пресмыкаться в столице здешней между сими служащими, издерживающими жизнь так бесплодно <…> Наконец … какое ужасное наказание! Ядовитее и жесточе его для меня не было ничего в мире… Это божество, но облечённое слегка в человеческие страсти… Глаза, быстро пронзающие душу…их сияния, жгущего, проходящего насквозь всего, не вынесет ни один из человеков… Адская тоска с всевозможными муками кипела в груди моей. О какое жестокое состояние! … Всё в мире было для меня чуждо, жизнь и смерть равно несносны … Я увидел, что мне нужно бежать от самого себя, если я хотел сохранить жизнь… В умилении я признал невидимую Десницу, пекущуюся обо мне, и благословил так дивно назначаемый путь мне … Не ужасайтесь разлуки - я далеко не поеду: путь мой теперь лежит в Любек (Гоголь Т. 9: 29-31).

В том же письме проскальзывают честолюбивые мотивы отъезда: мало того, что должности в петербургских канцеляриях не приносят ни славы, ни дохода, но даже и эти должности недоступны Гоголю. И эти неудачи он тоже объясняет как проявление Божией воли на его отъезд из Петербурга:

Что за счастие дослужить в 50 лет до какого-нибудь статского советника, пользоваться жалованием, едва стающим держать себя прилично, и не иметь силы принесть на копейку добра человечеству … Несмотря на всё это, я решился служить здесь во что бы то ни стало, но Богу не было то угодно. Везде совершенно я встречал одни неудачи… Люди, без всякой протекции получали то, что я с помощью моих покровителей не мог достигнуть; не явный ли был здесь надо мною промысл Божий? (Гоголь Т.9: 30).

В письме от 13 августа (н.ст.) того же года, уже из Любека, он называет ещё одну причину своей поездки - физический недуг, вызванный петербургским климатом:

Я, кажется, и забыл объявить вам главной причины, заставившей меня ехать именно в Любек. Во всё почти время весны и лета в Петербурге я был болен; теперь хотя и здоров, но у меня высыпала по всему лицу и рукам большая сыпь. Доктора сказали, что это следствие золотухи…, и присудили пользоваться водами … в небольшом городке, в 18 верстах от Любека……(Гоголь Т.9: 35-36).

И вот, уже к 25 августа (н.ст.) всё того же года лечение принесло ощутимый результат: ни климат, ни красавицы, ни канцелярии Петербурга больше не пугают Гоголя, и он готов вернуться и занять там любую невидную должность, о чём радостно пишет из Любека:

Ради Бога, не беспокойтесь обо мне: я чувствую себя несравненно лучше и здоровее, климат здешний совершенно поправил меня; короче сказать, тело моё совершенно здорово… Лето в Петербурге уже прошло, и тамошний климат теперь уже не может быть для меня вреден… По крайней мере я теперь в силах занять в Петербурге предлагаемую должность и надеюсь, что новые занятиядадут силу душе моей быть равнодушнее и невнимательнее к мирским горечам (Гоголь Т.9: 37).

Alexandra (Petronelka) Первый опыт исцеления бегством пригодился при новом серьёзном испытании - «провале» Ревизора в 1836 году. Никакого провала, как мы знаем, не было- наоборот, пьеса имела ошеломительный успех у избалованных и требовательных петербургских зрителей. Однако, Гоголю, горячо верившему тогда в свою миссию комического автора, искореняющего общественные пороки, нужно было другое - не аплодисменты и не «смех в зале», а всенародное покаяние и последующее за ним немедленное перерождение соотечественников, то есть что-то похожее на историю ниневитян под влиянием проповеди пророка Ионы. Этого не случилось, и оскорблённый Гоголь использовал уже испытанное средство - убежал за границу, не простившись ни с кем. Лечение сработало ещё быстрее и действеннее, чем в 1829 году.

Свидетельствует Константин Мочульский:

«Ревизор имел полный успех на сцене: общее внимание зрителей, рукоплескания, задушевный и единогласный хохот, вызов автора… ни в чём не было недостатка» (Кн. Петр А. Вяземский). Но Гоголь ничего не видит и не слышит: он потрясён «восстанием против него России» и спешит бежать за границу. Разбитый душой и телом, уезжает в чужие края «разгулять свою тоску». … Но не успел Гоголь ступить на немецкую землю, как душевное состояние его резко изменилось; всё вдруг стало ему понятно; в самой глубине мрака зажёгся свет, и душа наполнилась торжественной радостью. Недавняя немощь обратилась в «львиную силу», и в свете всего этого озарения ему открылся «непостижимо-изумительный смысл» всей его жизни (Мочульский 21).

Как и в случае первого побега, помимо очевидных причин отъезда, Гоголь упоминает и физические недомогания (в письме от 10 мая 1836 года из Санкт-Петербурга к Михаилу Петровичу Погодину (1800-1875):

Еду за границу, там размыкаю ту тоску, которую наносят мне ежедневно мои соотечественники. Писатель современный, писатель комический, писатель нравов должен подальше быть от своей родины. Пророку нет славы в отчизне. Что против меня восстали теперь все сословия, я не смущаюсь этим, а мне тягостно, грустно, когда видишь против себя несправедливо восстановленных своих же соотечественников, которых от души любишь… Но Бог с ними. Я не оттого еду за границу, чтобы не умел перенести этих неудовольствий. Мне хочется поправиться в здоровье (Гоголь Т. 9: 78)

Alexandra (Petronelka) Гоголь уже знает, что быстро исцелится в поездке, и потому строит планы на будущее (в том же письме):

Мне хочется … рассеяться, развлечься и потом, избравши несколько постоянное пребывание, обдумать хорошенько труды будущие. Пора мне уже творить с бульшим размышлением…

Однако же «постоянное пребывание» он понимает по-своему:

Лето буду на водах, август месяц на Рейне, осень в Швейцарии, уединюсь и займусь. Если удастся, то зиму думаю пробыть в Риме или Неаполе (Гоголь Т.9: 78).

Свидетельство о том, как быстро (всего только за месяц! ) и как значительно изменила состояние Гоголя поездка 1836 года, находим в его письме к Василию Андреевичу Жуковскому (1787-1852) из Гамбурга, от 28 июня (н.ст.):

Львиную силу чувствую я в душе своей… Пора, пора наконец заняться делом. О, какой непостижимо изумительный смысл имели все случаи и обстоятельства моей жизни! Как спасительны были для меня все неприятности и огорчения. … И нынешнее моё удаление из отечества, оно послано свыше, тем же великим Провидением, ниспославшим всё на воспитание моё. Это великий перелом, великая эпоха моей жизни (Гоголь Т.9: 80).

Обратим внимание на то, как хорошо Гоголь перенёс долгую пароходную качку, в отличие от других пассажиров, а также на то, как небрежно он пишет теперь о своём физическом недуге:

Наше плавание было самое несчастное: вместо четырёх дней, пароход шёл целые полторы недели, по причине бурного и дурного времени и беспрестанно портившейся пароходной машины. Один из пассажиров … умер. В Ахене дождусь совета Коппа, к которому послал описание моей болезни, впрочем, не слишком важной (Гоголь Т.9: 80).

Alexandra (Petronelka) Знаменитый «венский кризис» 1840 года - странная болезнь, едва ли не смерть, и последовавшее за ней чудесное исцеление - многими расценивается как резкий перелом в мировоззрении Гоголя, приведший его к Богу. Например, Игорь Золотусский даже выбрал название Поворот в своей книге о Гоголе для главы, в которой речь идёт о венском кризисе (286). Однако, все предыдущие записи в нашей летописи гоголевских путешествий содержат достаточно его высказываний о Боге, Промысле и Провидении для того, чтобы не согласиться с мнением о неожиданном и коренном переломе в мировоззрении Гоголя, состоявшемся летом 1840 года. Но, конечно, нет никаких сомнений и в том, что он приобрёл тогда в Вене какой-то новый духовный опыт - вырос духовно, поднялся на следующую ступень духовной лестницы, как сказал бы он сам.

Игорь Золотусский полагает, что кризис развивался так:

…В середине июня прибыли в Вену. Здесь Гоголь решил остановиться, ему советовали попользоваться вновь открытыми водами. … Сначала воды освежили его и подняли дух. Он почувствовал лёгкость в теле, ему не писалось, а почти пелось… Но вот что-то сломалось в его настроении: то ли сказалось напряжение, испытанное за месяцы пребывания в России, то ли перегрузка в труде, то ли лечение подействовало. Слабое отклонение в здоровье - и всё пошло прахом. Страх включился в работу нервов. Страх болезненного расстройства, которое не позволит ему закончить его труд…, страх слечь окончательно, страх новой болезни, которую он раньше не испытывал… Горела в сухом жару голова, дышать было нечем, ни есть, ни спать он не мог, и страх, нарастая как ком, катил его под гору.

Случилось это в какие-нибудь дни - он вдруг оказался на дне глубокой ямы, сверзившись в неё с высоты «радости и сладкого трепета», испытанного при приезде в Вену… Сам воздух кажется ему неприятным - тень отца приходит в бессонные ночи, и он вспоминает, что … тот также предчувствовал свой конец и … уехал умирать из дому. Умереть вдали от России, в чужой земле… и быть погребену в чужой земле… Страх смерти соединяется со страхом остаться здесь навсегда. Никогда ещё смерть не подходила к Гоголю так близко, как на этот раз…

Венский кризис - более чем недуг, настигший Гоголя в дороге. Это та остановка в пути, которая выправляет весь путь. Полумёртвый он садится в дилижанс и с последними надеждами на перемену места просит везти его в Рим. … И, как всегда, дорога его спасает (Золотусский 286-289)

Tags: Что, означает, образ, дороги, в, мертвых, душах

в данной записи участвует :Игнатий Лапкин. ------------------------------------------------ Записана: Февраль 2015 года. - - - - - - -...

Образ дороги в поэме Н. В. Гоголя "Мертвые души" - Litra.ru

История татуировки.Различные направления | Автор топика:

Санта Муэрте

Рисунок черепа на лице — это придумали в мексике. И даже назвали красиво «Санта Муэрте».
Теперь это некий бренд, всякий уважающий себя фотограф должен сделать свою фотосесию «Санта Муэрте».

О, мексика...
Суровые мучачос и страстные сеньориты.
Мексика. Мексика это текила и группы бродячих музыкантов в сомбреро.

Мексика это страна где наркокортели в состоянии вести боевые действия с правительственными войсками.

Именно тут появилась Санта Муэрте. Татуировки с Её изображением можно видеть на фотографиие выше, почти у всех случайных респодентов.
Santa Muerte — современный религиозный культ, распространённый в Мексике, Латинской Америке и США (Техас в основном, но распространяется уже и дальше). Часть представителей культа объединяет самопровозглашенный основатель «Традиционной Католической Церкви Мексики и США»— Давид Ромо. Первый приход этой церкви появился в 1999 году, хотя сам культ появился в 1940-е гг. по другим данным, в 1960-х гг., но до 99-го, культ распространялся от человека к человеку без фиксированной церкви.

Джон Томпсон из Университета Аризоны обнаружил следы, ведущие в Мексику XVIII столетия, — по одной из легенд, коренные жители связывали скелетообразную фигуру и угрожали ей поркой, если она не совершит чудо и не исполнит их желание. Один источник связывает происхождение легенды с г. Веракрус, где некий колдун якобы видел образ смерти во снах. Смерть якобы велела ему изготовить ее точное изображение, пообещав поклонникам безболезненную смерть. Другие источники, датируемые XX веком, связывают Санта-Муэрте с приворотными зельями и любовными заговорами.

И вот, по состоянию на настоящее 2019, в одной только Мексике Мадонне с косой поклоняется уже свыше 5 000 000 человек.

«Santa Muerte — святая, символизирующая смерть.
Смерть изображают с косой за плечом, но иногда у нее весы в одной руке и шар в другой: это означает, что ей подвластны все люди на планете. Когда-то культ Смерти существовал лишь в деревне, теперь широко распространен и в городах, особенно среди тех, кто рискует своей жизнью чуть ли не ежедневно. Скажем, воры или проститутки. Но и полицейские — тоже. Те и другие молятся, чтобы Санта Муэртэ защитила их… друг от друга.

Католическая церковь считала этот культ языческим и долго его не признавала. Теперь статуэтки костлявой могут соседствовать в соборе с Девой Марией или Иисусом. Церкви пришлось смириться — уж очень этот культ распространен среди прихожан. Во многих городских кварталах и даже частных домах есть свои отдельные святилища, но даже и простые торговцы где-нибудь на улице не преминут поставить среди своих товаров защитницу — небольшую статуэтку Санта Муэртэ.
Сегодня, в XXI веке, потомки испанцев и ацтеков вместе решают свои дела, как, впрочем, и потомки тех племен, кого когда-то приносили в жертву. И вместе молятся. Скажем, в церкви Святого Августина в Текатепеке (штат Идальго) есть статуэтка, к которой каждый год совершаются массовые паломничества. И скелет в белой накидке почитается всеми, особенно же — шахтерами: спускаясь под землю, они просят Ла-Санту не допустить беды.
Теперь это неотъемлемая часть мексиканской культуры. Особенности святилища зависят от проблем, которые верующий надеется решить. Традиционно одеяние у Белой сестры белое. Но если ты просишь любви, ее накидка должна быть красной. Если у тебя проблемы с законом — зеленой, а если финансовые трудности — золотой или желтой.
В первый день каждого месяца до тысячи человек собирается возле Cruz de Descanso — Креста упокоения. Это примерно трехметровый крест, сплошь исписанный именами молодых парней и девушек, погибших по самым разным причинам, нередко далеко не романтичным (перестрелка, передозировка наркотиков, самоубийство). С наступлением ночи молящиеся идут со свечами к святилищу костлявой. К ее ногам кладут цветы, деньги, ставят свечи. Угощают ее, угощаются сами. Ближе к утру следов скорби остается все меньше, верх берет атмосфера праздника. Появляются марьячис — уличные музыканты, без которых в Мексике не обходится ни одно событие,

TATTOO (Zachariah) День Мёртвых (исп. Диа де Лос Muertos) - праздник, посвящённый памяти умерших, проходящий ежегодно 1 и 2 ноября в Мексике, Гватемале, Гондурасе, Сальвадоре. По поверью в эти дни души умерших родственников посещают родной дом. Традиция восходит к индейцам майя и ацтекам, которые приносили дары богине Миктлансиуатль и сооружали стены с изображением черепов - тсомпантли. Празднование календарно совпадает с двумя католическими праздниками - Днём Всех Святых (1 ноября) и Днём Всех Душ (2 ноября). Традиции, связанные с праздником включают в себя создание частных алтарей в честь покойного, включающие черепа из сахара, вербену, любимые продукты и напитки умершего и посещение могилы с этими подарками. В 2003 году праздник был включён ЮНЕСКО в список нематериального культурного наследия человечества. В эти дни устраивается карнавал, готовятся сладости в виде черепов, делаются специальные фигурки одетых женских скелетов -. Катрина, то есть модница, франтиха (исп. La Calavera-де-ла Catrina) В 2004 году студенты Национального автономного университета Мексики выстроили из 5667 сахарных, шоколадных и карамельных черепов стену, что на 2667 черепов превышает прежнюю стену. Стена занесена в рекордам Гиннесса книга Мёртвых Хлеб - традиционная выпечке КО Дню Мёртвых Ко Дню мертвых кладбища украшают лентами И цветами, дороги к домам умерших их родственники заставляют свечами, чтобы покойник мог найти дорогу домой. День мёртвых-день празднования жизни. Происхождение праздника: День мертвых стали отмечать на территории современной Мексики ещё древние народы, такие как ольмеки и майя. По мнению ученых ритуалы, связаны с почитанием умерших отмечались ещё 2500-3000 лет назад. В период до испанской колонизации местные жители часто держали в домах настоящие черепа умерших -. Как своеобразную семейную реликвию, их часто демонстрировали во время различных ритуалов, ОНИ должны были символизировать смертям И Воскрешение ВО Времена Империи ацтеков праздник, похожий на День мертвых, отмечался в девятый месяц ацтекского календаря, который приходится на современный август. Ацтеки праздновали этот праздник целый месяц, во время которого почиталась богиня Миктлансиуатль - богиня смерти. В современной мифологии этой богини соответствует символ Катрины. Во многих областях Мексики этот праздник празднуется в течение двух дней: 1 ноября почитают умерших детей и младенцев, который ещё называют Днем ангелочков (исп. Диа-де-лос-Angelitos). 2 ноября, в День умерших (исп. Диа-де-лос-Difuntos) почитают всех взрослых мертвецов. Культурное и религиозное значение: Многие из тех, кто отмечает этот праздник верят, что в День мертвых души умерших могут посетить живых родственников и друзей. В этот день люди посещают кладбища чтобы пообщаться с душами умерших, на могилах строят алтари с фотографиями и реликвиями, приносят любимые напитки и еду умерших. Все это делается для того, чтобы побудить душу усопшего посетить живых. Иногда празднования приобретают весёлую окраску, когда родственники умерших вспоминают у надгробия смешные или веселые факты из жизни умершего. Празднование Дня мертвых в разных регионах имеет свои отличия [4]. Как правило, к празднику готовятся на протяжении целого года, когда понемногу собирают вещи, которые должны быть на алтаре умершего. Во время празднования 1 и 2 ноября родные украшают цветами и фруктами могилы умерших. Очень часто в украшениях на могилах используют специальные цветы - оранжевые бархатцы, которые по повериям притягивают души умерших. В Мексике эти цветы называются «Цветы мертвых» (исп. Флор-де-Muerto). В День ангелочков приносят игрушки для детей и сладости. Для взрослых же чаще всего приносят текилу, пиво и другие алкогольные напитки. В Москве мексиканский Алтарь мертвых можно увидеть в дни праздника в Институте Сервантеса, где его уже два года подряд строят преподаватели из Мексики.

TATTOO (Zachariah) Dotwork

Дотворк (Dotwork) – это стиль татуировки, который в буквальном смысле представляет собой создание рисунка на коже с помощью точек. В данном стиле главную роль играют геометрические и орнаментальные формы.

Дотворк также называется точечной техникой или пуантилизмом. Первоэлемент данного стиля – мельчайшие точки, с определенными интервалами между ними. В основном, Дотворк используется в качестве затенения в пределах контура – чем плотнее расположены точки, тем темнее оттенок. То есть точки создают форму, контрастность и интенсивность цвета. Некоторые мастера используют эту технику как самостоятельную, строя татуировки исключительно на её основе.

Впервые свою популярность дотворк обрёл в начале 90-х годов 20 века. В Лондоне Ксед Лехэд (Xed LeHead) создавал уникальные масштабные татуировки, выполненные в технике Дотворк – как с помощью «хэнд-поукинга» (hand poking), так и роторной тату-машинкой – это в значительной степени вдохновило его знакомых художников на аналогичный эксперимент. Эрик Рейме (Erick Reime) из Дании, также считающийся одним из пионеров данного стиля, работает исключительно вручную, не используя тату-машинки. Ученик Эрика, урождённый канадец Колин Дэйл (Colin Dale), продолжает традицию нанесения точек вручную, работая в студии Эрика «Kunsten pa Kroppen» в Копенгагене. Данная техника нанесения как раз и носит название «хэнд-поукинг».

В настоящее время техника Дотворк масштабно используется различными мастерами для придания «изюминки» своим работам. Но лишь единицы тату-художников полностью посвятили себя этому искусству. Этот стиль при ближайшем рассмотрении оказывается намного сложнее множества тату-направлений, с его помощью можно создавать на коже уникальные произведения искусства.

Наиболее выигрышно Дотворк смотрится в геометрических и орнаментальных формах, подчеркивая их глубину, многоуровневость и в то же время воздушность, поэтому эта техника зачастую используется при создании татуировок, построенных на сакральной геометрии. Причудливые арабески – еще одна беспроигрышная тема для Дотворка – они идеально смотрятся как в качестве фонов, так и как основные элементы.

Возможности Дотворка практически безграничны, в этом стиле делают даже портреты, которые иногда смотрятся эффектнее, чем выполненные в «реализме». При этом татуировки в стиле Дотворк имеют некоторые преимущества: они все же более абстрактны, поэтому не надоедают со временем, они выглядят более фактурно и живо. Неоспоримое преимущество дотворка – высокая контрастность и читаемость на расстоянии, так как орнаменты строятся из просветов самой кожи, а не из линий.

TATTOO (Zachariah) Татуировка в стиле Сhikano
В искусстве татуировки стиль Чикано, появился в начале сороковых годов прошлого века, и был весьма популярен среди латиноамериканского населения Соединенных Штатов Америки.
Сначала такие тату делали исключительно члены различных латиноамериканских банд, чтобы показать свою принадлежность к той или иной группировке. Тату как правило наносили простым дедовским методом: при помощи обычной швейной иголки и туши.
И благодаря такому способу нанесения и появились такие характерные черты этого стиля татуировки: четкие линии, отсутствие дополнительных цветов. Как правило в то время тату делали исключительно черной или синей тушью, но в наше время по Вашему желанию тату в стиле чикано могут сделать и в цвете, и это не будет считаться отступлением от стиля.
Довольно часто встречается ошибочное название этого стиля татуировки, ведь Чикано странное и не совсем понятное для восприятия название, гораздо проще и понятнее звучит Чикаго. Но, это противоречит истине. Чикано – это этническая группа, проживавшая на территории США еще в 16-17 веках. Далее если проследить исторические пути народность Чикано разделилась на несколько этнических групп, которые расселились и жили в последствии на территории Калифорнии, Техаса, Аризоны, Нью-Мексико и Колорадо.
Значение самого слова «Чикано» так никто и не расшифровал, данных о том что же оно обозначало не сохранилось.
Чикано в давние времена часто подвергались преследованиям и гонениям по расовому признаку, потому что в большинстве своем это были испаноязычные католики с примесью индейской и африканской крови. И естественно они не могли считаться в то время равными белокожему населению США. Люди Чикано представляли собой как правило самую бедную прослойку общества, выполняли всю самую грязную и тяжелую работу, с ними не считалось общество того времени, о они влачили бедное, тяжелое существование, не имея никаких прав. Однако Чикано смогли сохранить и донести свою культуру, уклад жизни, язык и традиции до нашего времени.
Толчком к борьбе за гражданские права, в начале сороковых годов прошлого века, явилось появление множества уличных банд, членами которых стали подростки-чикано. Эти молодые люди не желали жить, так как жили их родители и деды, в угнетении и бедности, все чего им не хватало они попросту брали сами.
Члены этих группировок и придумали стиль Чикано, им необходимо было подчеркивать принадлежность к той или иной банде. Такие татуировки могли сразу сказать посвященным к какой банде и на какой ступени иерархической лестницы стоит ее носитель. Вот благодаря этим, тогда еще мальчишкам и появился стиль, который в последствии стал знаменит на весь мир.
Традиционными рисунками для татуировок были и есть образы Девы Марии, Иисуса Христа и Святого Лукаса. Довольно часто встречаются кресты и фразы. В пятидесятых среди изображений стиля появились черепа и лик Санта Муэрте – Святой Смерти, эти изображения пришли из нового религиозного культа в латинской Америке. так же к стилю Чикано можно отнести изображения женщин, лица которых раскрашены так же, как лицо Смерти.
Несмотря на кажущуюся на первый взгляд мрачную тематику, тату в этом стиле говорят о моральных принципах мексиканских банд, основными из которых являлись верность семье и общине, единство и веру в Бога, Христа и Деву Марию.

Olga (Theophilus) "Теперь это некий бренд, всякий уважающий себя фотограф должен сделать свою фотосесию «Санта Муэрте»" - попробуйте это фотографам сказать никто никому ничего не обязан и Санта Муэрте - это религия, никак не связанная с праздником мертвых. если вы знаете испанский, то советую почитать википадию(хотя и на русском там тоже довольно четко и понятно расписано)

Olga (Theophilus) Буду благодарна, если вы задумаетесь, прежде чем удалять мое сообщение и дезинформировать так сильно людей.

TATTOO (Zachariah) Ольга, материалы взяты на просторах интернета и мы не претендуем на обладание истиной)))

TATTOO (Zachariah) Кто такие индейцы?

Казалось бы, что ответ на этот вопрос может дать любой школьник. Индейцы – это коренные поселенцы Северной и Южной Америк, получившие такое обобщенное название благодаря Христофору Колумбу, который по ошибке свернул не туда на своем морском пути и вместо Индии попал в Америку.

Однако все не так просто. Колумб был далеко не первым иноземцем на Американском континенте. Кому только ученые не приписывают обнаружение Нового Света: Америго Веспуччи, викингам, и даже индийцам! Благодаря многолетним исследованиям, участие в которых принимали представители почти всех наук от антропологии до лингвистики, ученые получили достаточно веские аргументы утверждать, что первооткрывателями и первыми поселенцами Америки были сибирские племена, откочевавшие в Америку еще 20 000 лет назад. Цифра, конечно, спорная, поскольку археологических находок, способных ее удостоверить, не так много, однако происхождение племен сомнений не вызывает. Наблюдается явное языковое и антропологическое сходство между народами Сибири и коренными жителями обоих Америк. К тому же многие культурологи отмечают изначальную общность культур.

Кроме этого в Бразилии нашелся скелет женщины более, чем 13 000-летней давности, соответствующий всем антропологическим чертам народов Африки и Австралии! Очевидно, добравшись до новой земли в конце ледникового периода племя этой африканской леди полностью ассимилировалось с уже обитавшими на континенте сибирскими племенами, поскольку до сих пор ученые не обнаружили присутствия какой-либо отличной культуры, относящейся к тому же периоду.

В общем, как видим, Америка уже в те далекие времена стала гостеприимной хозяйкой для абсолютно разных народов. Собственно, процесс смешения продолжается до сих пор. Не зря же Новый Свет стяжал славу «кипящего котла», в котором растворяются народы и культуры.